Бернард Шоу - Цезарь и Клеопатра

несколько греков и евреев. В группе по правую руку

Птолемея выделяется наставник Птолемея - Теодот, группу

по левую руку Птолемея возглавляет Ахилл - военачальник

Птолемея. Теодот - маленький, высохший старичок, с таким

же высохшим и сморщенным лицом, на котором,

господствуя над остальными чертами, выделяется высокий,

прямой лоб, он смотрит с проницательностью и

глубокомыслием сороки и слушает то, что говорят другие,

с придирчивой саркастичностью философа, внимающего

ораторским упражнениям своих учеников. Ахилл - высокий

красивый человек лет тридцати пяти, с роскошной черной

бородой, курчавящейся, словно шерсть пуделя, умом не

блещет, но вид имеет внушительный и не роняет своего

достоинства. Потин - крепкий мужчина примерно лет

пятидесяти, евнух, пылкий, энергичный, находчивый, умом

и характером не отличается, нетерпелив и не умеет

владеть собой, у него пушистые волосы, похожие на мех.

Царь Птолемей на вид гораздо старше, чем английский

мальчик тех же лет, но держится ребячливо, привык к

тому, чтобы его водили на помочах, беспощаден и

раздражителен и, подобно всем взращенным при дворе

принцам, выглядит чересчур тщательно умытым, одетым и

причесанным.

Царя встречают церемониальными поклонами, он сходит со

ступенек к тронному креслу, которое стоит направо от

него, - это единственное сиденье во всем зале. Подойдя к

креслу, он растерянно поглядывает на Потина, который

становится по левую его руку.

Потин. Царь Египта скажет свое слово. Теодот (пискливым голосом, который звучит внушительно только благодаря его

самомнению). Внемлите слову царя! Птолемей (без всякого выражения; он, по-видимому, повторяет затверженный

урок). Узнайте, все вы. Я - перворожденный сын Авлета - Певучей Флейты,

который был вашим царем. Моя сестра Береника свергла его с трона и

завладела его царством, но... но... (Заикается и смолкает.} Потин (тихонько подсказывает). Но боги не потерпели... Птолемей. Да, боги не потерпели, не потерпели... (Останавливается, и

совершенно убитым голосом.) Я забыл, чего боги не потерпели... Теодот. Пусть Потин, опекун царя, скажет слово царя. Потин (с трудом подавляя раздражение). Царь хотел сказать, что боги не

потерпели, чтобы беззаконие сестры его осталось безнаказанным. Птолемей (поспешно). Да, да, дальше я помню. (Снова начинает тем же

монотонным голосом.) И вот боги послали чужеземца Марка Антония,

римского начальника всадников, через пески пустынь, и он вернул трон

отцу моему. И отец мой взял сестру мою Беренику и отсек ей голову. И

ныне, после кончины отца моего, другая дочь его, сестра моя Клеопатра,

похитила у меня царство мое и хочет завладеть моим троном. Но боги не

потерпят...

Потин предостерегающе покашливает.

Боги... боги... не потерпят... Потин (подсказывает). Не допустят... Птолемей. Ах, да... не допустят сего беззакония, они предадут ее голову

секире, как предали голову сестры ее. Но с помощью колдуньи Фтататиты

она заворожила римлянина Юлия Цезаря и заставила его поддержать ее

беззаконные притязания на египетское царство. Узнайте теперь, что я не

потерплю... Я не потерплю... (Капризно, Потину.) Чего я не потерплю? Потин (выведенный из себя, со всем пылом страстно негодующего политика).

Царь не потерпит, чтобы чужеземец похитил у него трон нашего

египетского царства. (Возгласы одобрения.) Скажи царю, Ахилл, сколько

воинов и всадников у этого римлянина? Теодот. Военачальник царя скажет слово. Ахилл. Всего два римских легиона, о царь! Три тысячи солдат и едва ли тысяча

всадников.

Двор разражается презрительным смехом, начинается

оживленная болтовня; в это время в лоджии появляется

римский офицер Руфий. Это рослый, сильный чернобородый

человек средних лет, с маленькими светлыми глазами,

решительный и грубый; у него толстые нос и щеки, но сам

он весь словно выкован из железа.

Руфий (со ступеней). Эй, вы там!

Смех и болтовня сразу прекращаются.

Цезарь идет. Теодот (с большим присутствием духа). Царь разрешает римскому военачальнику

войти.

Цезарь в простой одежде, но в венке из дубовых листьев,

прикрывающем лысину, спускается из лоджии в

сопровождении своего секретаря Британа, уроженца

британских островов, человека лет сорока, высокого,

внушительного, уже слегка лысеющего, с густыми,

спадающими вниз каштановыми усами, подстриженными так,

что их концы переходят в опрятные баки. Он аккуратно

одет во все синее; за поясом у него кожаная сумка,

чернильница из рога и тростниковое перо. Его серьезный

вид, свидетельствующий о важности предстоящего им дела,

находится в очевидном несоответствии с добродушием

Цезаря, который разглядывает незнакомую обстановку с

откровенным любопытством, а затем оборачивается к креслу

царя. Британ и Руфий располагаются возле ступеней,

ведущих к лоджии.

Цезарь (смотрит на Потина и Птолемея). Кто царь, мужчина или мальчик? Потин. Я - Потин, опекун владыки моего, царя. Цезарь (ласково похлопывает Птолемея по плечу). Так это, значит, ты царь?

Скучное занятие в твоем возрасте, а? (Потину.) Привет тебе, Потин.

(Равнодушно отворачивается и медленно идет на середину зала,

оглядываясь по сторонам и рассматривая придворных, пока не доходит до

Ахилла.) А этот молодец кто такой? Теодот. Ахилл, военачальник царя. Цезарь (дружески, Ахиллу). А, военачальник, я тоже военачальник. Но я

слишком поздно начал, слишком поздно. Желаю тебе здравствовать и

одержать много побед, Ахилл. Ахилл. Как будет угодно богам, Цезарь. Цезарь (Теодоту). А ты, кажется... Теодот. Теодот, наставник царя. Цезарь. Ты учишь людей быть царями, Теодот. Умное занятие, ничего не

скажешь. (Отворачивается, разглядывает богов по стенам, затем снова

подходит к Потину.) А что здесь, собственно, такое? Потин. Палата советников царской сокровищницы, Цезарь. Цезарь. А-а, ты мне напомнил. Мне нужны деньги. Потин. Сокровищница царя оскудела, Цезарь. Цезарь. Да, я вижу, здесь всего одно сиденье. Руфий (грубо кричит). Дайте сюда кресло для Цезаря! Птолемей (застенчиво поднимается и предлагает Цезарю свое кресло). Цезарь... Цезарь (ласково). Нет, нет, мой мальчик. Это твое место. Сядь.

Он заставляет Птолемея сесть. Между тем Руфий,

оглядываясь по сторонам, замечает в углу изображение

бога Ра, которое представляет собой сидящего человека с

соколиной головой. Перед этим изображением стоит

бронзовый треножник размером с табуретку, на нем курится

фимиам. Руфий, с находчивостью римлянина и свойственным

ему равнодушием к чужеземным суевериям, быстро хватает

треножник, стряхивает курения, сдувает пепел и ставит