Йозеф Томан - Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры

Титус, оповещенный женой, прогремел льстивое приветствие басом, соразмерным его толщине:

- Какая честь! Какое счастье! Никогда до сих пор не увлажнялись глаза мои, и вот я плачу! Взгляни, о господин, на эти слезы счастья и позволь поцеловать твою руку. Это большое помещение для простых путников и недостойно тебя. Проводи, жена, сеньора графа в желтую комнату. Ступай, благородный сеньор, за моей женой и будь господином в моем доме!

* * *

В малом помещении с занавесями из желтой материи уютно. Оловянные подсвечники с восковыми свечами, оловянные кубки с вином. Посередине каменного пола струится прохладная вода, освежая воздух.

Хозяйка, войдя, возгласила:

- Его милость дон Мигель, граф Маньяра, сын дона Томаса!

Гости, до того шумно беседовавшие, стихли. Центром компании был работорговец Эмилио, веселившийся в компании двух женщин и трех мужчин.

Дон Эмилио встал и, низко кланяясь, приблизился к Мигелю:

- О! Будущий повелитель Маньяры! Выдающийся сын выдающегося отца! Гордость Андалузии! Еще дитя, но уже - муж. Привет тебе, граф, удостой меня чести побыть в твоем обществе!

Мигель молча рассматривает бледное водяночное лицо с лисьими глазками и множеством бородавок; рот с отвисшей нижней губой напоминает жабу, и губы шевелятся даже тогда, когда дон Эмилио молчит, - словно пережевывают жвачку; руки, белые, волосатые, гибки, как угри.

Мигель кивнул и подал руку этому человеку.

- Дон Эмилио Барадон, мирный житель и подданный короля, и я рад, что узнал тебя, сеньор. Порадуйтесь же и вы, горлицы, и вы, господа, такой встрече. Вина!

Женщины улыбаются мальчику, мужчины кланяются.

Дон Эмилио произнес многословный тост, зазвенели кубки, старая мансанилья гладко скользит в горло, разговор оживился, а дон Эмилио кружит над мальчиком, как москит над обнаженной грудью.

- Я негоциант, сеньор, и знаю жизнь. Но клянусь именем господа, Аллаха и Иеговы, такого прекрасного юноши я еще не встречал. Я плаваю по океанам, продолжает Эмилио, и губы его шевелятся, как свиной пятачок в кормушке, меня знает весь мир, корабли мои привозят драгоценные коренья...

Тут от дверей раздался язвительный смех. Это вошел горбун, очень похожий на дона Эмилио, только лицо его еще безобразнее и коварнее, а руки невообразимо жилисты.

Дон Эмилио нахмурился:

- Над чем ты смеешься, Родриго?

- Над твоими драгоценными кореньями, сеньор брат!

- Мой брат Родриго, благородный граф, - поясняет Эмилио. - Бездельник, болтун и лжец, да к тому же пьян в стельку.

- Да признайся, дорогой брат, что ты - работорговец, человечиной торгуешь! Пусть сеньор граф знает! - хохочет пьяный.

Тишина спустилась. Рука Эмилио сжимает кубок, затем, дрожа, отставляет его. Эмилио принужденно смеется:

- Знаете, сеньор, обо мне говорят, будто я работорговец, - жабья морда пытается улыбнуться, - но в этом нет ни грана истины Вот, скажите хоть вы!

Компания Эмилио спешит заверить Мигеля, что пьяный Родриго лжет.

- В нем говорит ненависть ко мне, - объясняет Эмилио. - Горбун мне завидует. Но бог с ним. Вина!

Мигель отыскал взглядом Каталинона - тот за столиком в дальнем углу рассказывает Франсиско обо всем, что повидал в Новом Свете. Как хотелось бы Мигелю послушать! Но тут он ощутил на руке своей прикосновение чего-то мягкою, как лебяжий пух или как бархат матушкина платья Девичья ладонь!

Рука потаскушки, а напоминает ангельские крылья... Мигель затрепетал, но руки не отнял.

- Я уже долгое время сижу возле вас, сеньор, но вы еще не удостоили меня ни единым взглядом, - ласкает слух вкрадчивый голосок.

Рыжеволосая красавица вдвое старше Мигеля, - алый рот, миленький подбородок. Глаза как спелые оливы.

Мигель трепещет и молчит.

- Мое имя Аврора, я племянница дона Эмилио, - шепчет девушка так, чтобы ее не услышал грубиян Родриго и не изобличил во лжи.

- Счастлив мой день, сеньора, благодаря той минуте, когда я узнал вас, - отвечает Мигель, растерянно оглядываясь на Каталинона, но тот пьет с товарищами, и глаза у них стекленеют.

Все покрывает скрипучий голос Родриго:

- Кордова в упадке. Город городов превращается в овечий хлев. Засыхает, как сорванный апельсин. Вот Толедо - другое дело, голубчики! Там - жизнь! Была у меня там смазливая девчонка. Чужестранка, черт ее знает откуда. Когда я обнимал ее, она заводила глаза и бормотала непонятные слова.

- Она была дорога? - раздается голос тощего человечка, который сидит поодаль со своим приятелем, их появления никто не заметил Человечек время от времени записывал что-то на листе пергамента и шептался со своим спутником.

Родриго удивленно обернулся к нему:

- Не знаю, правда, с кем имею честь, но повторяю, тощий незнакомец, что девчонка была настоящий дьявол, рослая, как пальма, горячая, как полдень. А была ли она дорога? Сто реалов - это дорого?

- Сто реалов! - ужасается потрепанный человечек. - Да это целое состояние для нашего брата! Я - Макарио Саррона, бедный бакалавр, для которого сотня реалов менее доступна, чем небо. А это мой друг Мартино, добрый друг, но еще беднее меня.

- Выпей со мной, бакалавр, - кричит Родриго, - и ты, костлявый мыслитель!

- Вы делаете доброе дело, ваша милость, - разливается бакалавр, пьет и вместе с приятелем снова склоняется над своим пергаментом.

Настроение - от вина - безоблачное.

- Любить женщин как далекие звезды! - восклицает спутник Эмилио с пышной прической.

- Ступай куда подальше, глупец! - гремит Эмилио. - Тоже мне любовь! Не правда ли, дон Мигель? Вы только взгляните - разве ножка этой девушки вблизи не прекраснее небесных созвездий?

И дон Эмилио поднимает юбки Авроры до розовой подвязки. Девушка для виду отбивается, визжит.

Мигель вскочил, обнажив шпагу.

- Что вы себе позволяете! - обрушился он на Эмилио. - Какое бесстыдство! Позор! Негодяй!

Желтую комнату сотрясает хохот.

Аврора, не обращая внимания на шпагу, бросается к Мигелю, обнимает его:

- Нет, нет, ваша милость! Не трогайте его! Простите его! - И тихо добавляет: - Ведь он мне дядя...

Смех гремит, гремит...

Эмилио с преувеличенным рвением извиняется, кланяется Мигелю.

Пристыженный, тот не знает, что делать.

- Я спою для вашей милости, - воркует Аврора, и пальцы ее уже ударяют по струнам гитары:

Мирный бой, живая смерть,

Смех навзрыд, забвенья слава,

Бездны взлет, кромешный свет,

Зоркости слепой забава,

Яд, животворящий кровь.

Желчи мед, беды отрада.

О, воистину любовь

Это небо в муках ада*.

______________

* Переводы стихов в романе сделаны Н.Бялосинской.

- Отлично! Прекрасно! Великолепно!

И впрямь - голос Авроры единственное, что здесь прекрасно. Мигель, необычайно восприимчивый к звукам, в особенности к звукам человеческого голоса, протягивает к Авроре руки: