Марк Арен - Реквием по Иуде

Священник одобрительно кивнул.

— Не всякий благой замысел приносит благие плоды. Однако, как ваш духовник, я должен заметить, что рассуждения о затоптанных травинках и муравьях отдают буддизмом.

— Но, насколько я знаю, и у буддизма, и у конфуцианства много общего с нашей верой, — сказал гость.

— Шопенгауэр как-то заметил, что сравнивать христианство и буддизм — это все равно что бросать яйцом в булыжник, — улыбнувшись, ответил священник. — Общее есть, как ни странно, во всех мировых религиях. Все они признают болезненность человеческого существования, все испытывают страдание из-за того, что люди смертны. Но лишь мы, христиане, признаем явление Бога во плоти.

— Но разве Будду не почитают как Бога?

— Только доморощенные буддисты. Любой монах в буддистском храме расскажет вам, что принц Гаутама Будда прожил долгую земную жизнь и умер от несварения желудка. Глаза буддиста всегда закрыты, ибо он смотрит в себя, а глаза христианина широко распахнуты, ибо он смотрит на мир. Мы не отрицаем реальности жизни, и поэтому способны совершенствовать ее, они же признают жизнь «майей» и стремятся к смерти. Что же касается конфуцианства, то оно являет собой не столько религию, сколько этический кодекс. Неслучайно, отвечая на вопрос, почему он ничего не говорит о загробной жизни, Конфуций сказал, что люди пока не научились правильно относиться друг к другу в этом мире. Так какой же смысл рассуждать о мире потустороннем? — Священник смущенно взмахнул пальцами, словно отгоняя надоедливую муху. — Простите, я несколько увлекся. На самом деле ваш план по обустройству Хор Вирапа меня чрезвычайно заинтересовал. Это было бы настоящим спасением! Ведь здесь все чахнет. Люди просто уезжают отсюда…

— Эти люди уезжают в одном направлении — в направлении успеха, — не скрывая охватившего его волнения, ответил гость. — Они стремятся туда, откуда я пытаюсь вернуться, не ведая о том, что смыслом их жизни может стать ее стандарт. Мне это очень напоминает собачьи бега, когда свора гончих с цифрами на боках сломя голову несется за заячьим муляжом, скорость которого определяется кем-то посредством обычного потенциометра.

— Человеку свойственно стремление к совершенству, сын мой, — рассматривая тыльную сторону своей веснушчатой ладони, произнес священник. — Вопрос лишь в том, что движет нашими помыслами, а что поступками. Можно блуждать и заблуждаться, можно блудить или блюсти. Мы все идем разными дорогами, главное — какой мы выбираем путь. Вы заметили, какой подъем религиозных чувств наблюдается в течение последних десяти — пятнадцати лет, какой всплеск ритуальности! Видели, как ставят свечи? Вязанками, как дрова. Логика такова: чем толще вязанка, тем больше прощения можно вымолить и тем больше грехов будет прощено. А это уже торг. Не против него ли боролся Господь наш Иисус Христос, круша прилавки возле Храма? Я не имею в виду вас, иначе бы не говорил бы вам об этом, — поспешил отметить священник. — Каждому суждено испить свою чашу до дна и рано или поздно сделать свой выбор. В этом, пожалуй, и заключается совершенство нашей природы — в возможности выбора.

— Иными словами, надо пасть, чтобы подняться, надо умереть, чтобы воскреснуть, — медленно произнес гость. — Как многие из нас, попавшие после длительного воздержания за обильный стол, обожрались и умерли, умерли духовно, а теперь…

— А теперь блуждают по пепелищу в поисках собственной души, — закончил за него священник.

Гость, задумавшись, полез в карман за сигаретами, но вовремя спохватился. По всему было видно, что его тревожит невысказанная мысль, и он не может подыскать нужных слов. Наконец, он произнес:

— Значит, получается, что только у одного из нас не было выбора…

Священник вопросительно поднял бровь.

— У нашего Спасителя! — с горечью закончил гость. — А тот, кто пал так низко, как никто другой, как никто другой вправе рассчитывать на бессмертие, сделав свой выбор. Ведь без…

Священник сделал нетерпеливое движение:

— Я знаю, что вы собираетесь сказать. Как у любого человека дела, ваш метод рассуждений слишком рационален. Вот уже два тысячелетия, как церковь дала тому предательству свою оценку. Если, по-вашему, его бессмертие в том, что он навеки проклят — то извольте.

— Но бессмертны же Нерон, Тамерлан и Гитлер, хотя и проклинались не меньше? Зло оказывается так же бессмертно, как и Добро. Иудеи, в каком-то смысле, тоже поступили со свойственной им рациональностью: «придут римляне, побьют много народа и овладеют нашим местом. Пусть лучше одного не станет, чем весь народ умрет». Не в этом ли выбор, не в нем ли патриотизм Иуды?

Священник закрыл глаза и вздохнул, показывая, что не намерен спорить.

— Скажите, сын мой, а что на сей раз привело вас в наши края? — спросил он, меняя тему.

— Дела, — коротко бросил гость.

— Дела, в столь поздний час? — удивился священник. — Впрочем, суетный мир, суетные люди… Вы достаточно богаты, чтобы не скитаться по ночам в поисках хлеба насущного. Могли бы находиться дома, в кругу близких. Ведь у вас растут дети и стареют родители, а они нуждаются не только в деньгах, но и в вашей ласке и заботе.

— С недавних пор я сам часто задаю себе этот вопрос, — меланхолично ответил гость. — Есть такой олимпийский принцип: «главное — не побеждать, а участвовать». Чушь собачья. Спорт для того, чтобы побеждать. А для того, чтобы участвовать, есть физкультура. Пусть ею занимаются те, кто думает о своем здоровье. Спорт же для тех, кто рожден побеждать. То же и в бизнесе. Кто-то занимается им, чтобы ни от кого не зависеть. Они сродни физкультурникам. Ибо в их понимании, деньги — это отчеканенная свобода. Но есть и другие, для кого бизнес — это спорт. Спорт, где результат оценивается не в метрах, секундах или килограммах, но в деньгах. Как и спортсмены, они без остатка посвящают себя избранному делу, стремясь войти в список тысячи, ста, десяти лучших, а потом, глядишь, и возглавить список. Отличие лишь в том, что залами и стадионами для них являются офисы и заводы. Но если спортсменов шумно любят, то этих тихо ненавидят. Почему, святой отец?

— Люди устроены так, что тяжело переносят бремя богатства, сын мой, особенно чужого. Ими овладевает зависть, — со вздохом ответил священник, и, назидательно подняв палец, продолжил: — Но и иные, обуреваемые своей гордыней, стремятся выделиться среди других, порождая у остальных эту зависть. Так что один грех порождает другой. Ибо сказано, что посеешь, то и пожнешь.

— Душой я чувствую эту истину. Мне остается лишь надеяться на то, что когда-нибудь она дойдет и до моего ума. Но когда это произойдет, мне нечем будет заняться, разве что удалиться в монастырь или вернуться в науку. В свое время я подавал неплохие надежды. Вот и недавно, кстати, я сделал открытие в области небесной механики.