Джеймс Олдридж - Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра

Он пытался заинтересовать ее незнакомой страной, но Джо не любила путешествовать. А как же дети? Он ответил, что Мэриан и его мать согласились за ними присматривать, да и поездка будет продолжаться всего две-три недели. Она стала упрекать его в том, что он, не договорившись с ней, заранее обратился к Мэриан и своей матери.

— А что мне было делать? — возразил он. — Я знал, что ты будешь беспокоиться о детях. Кэти сказала, что на воскресенье они могут приезжать к ней.

Джо боялась, что раз им придется лететь, они могут попасть в аварию и погибнуть оба — что тогда будет с детьми?

— Ну, зачем нам гибнуть? — ответил он. — Хотя, вообще говоря, погибнуть можно, и переходя улицу у своего дома.

— Если я поеду, обещай, что не дашь там водить себя за нос, — потребовала она, словно знала, чего ей следует бояться и почему ей надо быть с ним рядом, защищая его, и себя, и то, что у них еще осталось.

— Да, но…

— Если ты дашь им, как той русской, обвести себя вокруг пальца, для меня это будет последней каплей. Честное слово. Я не шучу. Я уйду от тебя. Ты ищешь в жизни одного, я — другого. Вот почему мы и ссоримся. Ты теперь сам на себя не похож. Ты стал совсем другой.

Он тяжело вздохнул.

— Ладно, рискнем, — сказал он, сдерживаясь, — хоть я не понимаю, из-за чего ты лезешь на стену.

— Из-за тебя! — возмутилась она. — Вот из-за чего я лезу на стену.

Джо не желала ни в чем уступать, и у Руперта было тяжело на сердце оттого, что поездка начинается так нерадостно. Но это все же лучше, чем ехать без Джо. Его влекло в Китай не только дело, порученное Фредди, и потому, несмотря ни на что, ему хотелось, чтобы жена была с ним, какие бы испытания его ни ждали.

Неудачи, пережитые Рупертом после возвращения из Москвы, безусловно отразились на нем, но я думаю, что главным виновником душевного кризиса, который он пережил в Китае, был адмирал Лилл.

Вся беда была в том, что эти два человека беспрерывно сталкивались и не могли разойтись. Они смертельно боялись друг друга. И все же Руперт меньше, чем когда-либо, склонен был покориться, а Лиллу не давала покоя мысль об опасных влияниях, которым Руперт подвергнется в Китае. Это было плохим прологом к нашей поездке. Пока мы дожидались самолета в лондонском аэропорту, Лилл совершил еще одну, хотя, может быть, и простительную, ошибку. Руперта вызвали по радио, и он откликнулся на вызов, полагая, что возникло какое-то недоразумение с билетами или дома что-то случилось с детьми. Но его пригласили в кабинет чиновника службы безопасности, где сидел Лилл.

Встреча с адмиралом не удивила Руперта, наоборот, он даже испытал известное удовлетворение — он во всяком случае рассказывал мне о свидании с Лиллом не без удовольствия.

— Должен вам сказать, что мне ваша поездка не нравится, — без всяких предисловий безапелляционно заявил Лилл. — Совсем не нравится.

— Тогда почему вы не задержали мой паспорт? — спросил Руперт, глядя ему в глаза.

— Это не в наших правилах. Но едва ли вы сможете воспротивиться опасному влиянию, которое будут оказывать на вас китайские коммунисты. Я говорю в ваших же интересах.

— Я еду в Китай, чтобы получить деньги для нашей фирмы и познакомиться со страной. Если хотите меня задержать — пожалуйста, все в вашей власти.

— Задерживать вас я не стану.

— Тогда незачем шум поднимать.

В маленькой комнате никого, кроме них, не было; громкоговоритель над дверью надрывался, передавая разные сообщения; Лилл бросил на репродуктор сердитый взгляд и попытался в последний раз заключить с Рупертом мир.

— Я вот хочу предложить вам, Руперт: забудьте все, что между нами было, — сказал он, силясь сохранять спокойствие.

— Почему это вдруг? — не без горечи спросил Руперт.

— Для нас обоих это единственный разумный выход.

— Может быть, вы так на это смотрите, адмирал, а я другого мнения.

— Ради бога, попытаемся начать все сначала, — сказал адмирал, взмахнув рукой, словно отгонял угрозу новой ссоры.

— С чего?

— Мы бы могли попробовать прийти к соглашению, Руперт. Ваша поездка дает для этого прекрасную возможность. Повторяю: для вас это единственный выход.

Над головой у них прогремел «боинг».

— Ну и глупый же вы человек, адмирал! — Голос Руперта перекрыл шум самолета. — Я вовсе не заблудшая овца, которая стремится назад в стадо. Я не желаю вас больше видеть.

Адмирал опустил голову, подумал и стал отчитывать Руперта, вспоминая, каким он был упрямым еще в детские годы, как опрометчиво он поступает теперь, как глупо отказывается от последней возможности себя реабилитировать. Ссора становилась все ожесточеннее и привела их, по-видимому, к окончательному разрыву. Руперт вернулся к нам с лицом, искаженным ненавистью, — по его Риду я понял, что он принял решение и выполнит его, чего бы ему это ни стоило.

Пока мы ждали Руперта, Джо неожиданно увидела своего друга детства из Камберленда, и оказалось, что он и есть тот эксперт торговой палаты, который летит с нами в Китай по поручению правительства. Полусонная — она уже приняла снотворное — Джо радостно сообщила Руперту:

— Смотри, кто с нами летит — Брайан Бонни!

Джо крепко держала под руку Бонни и меня, словно мы вдруг стали для нее самыми дорогими на свете людьми. Бонни — типичный англичанин, высокий, корректный— производил впечатление человека мягкого и благодушного, но я сразу увидел, что на самом деле это не так. Я почувствовал, что и он испытывает ко мне такую же антипатию, как я к нему, — мы стали противниками с первого взгляда. Он был из тех холодных, расчетливых людей, которые всегда придерживаются общепринятых мнений и во всем поступают до тошнотворности правильно. Всем своим видом он как бы говорил, что хранит за семью замками множество всяких тайн, и тем самым стал мне противен еще прежде, чем Руперт рассказал мне о нем.

Они были знакомы и теперь сухо поздоровались, но я заметил в Руперте какую-то настороженность. Что-то с этим Бонни было неладно.

Нас забрал маленький аэродромный автобус (тот самый, который увез Нину), и мы сели в русский реактивный самолет; он вырулил на взлетную дорожку и оторвался от земли, загудев, как гигантский пылесос.

Казалось, все шло нормально, но это только казалось. На Внуковском аэродроме в Москве мы пересели в самолет, отправлявшийся в Пекин. Он взлетел сразу, как только погрузили наш багаж; вокруг простиралось летнее рассветное небо, серое, зеленоватое, лиловое., белесое. Вдали вспыхнула еле уловимая полоска зари, похожая на северное сияние, и Бонни указал на нее Руперту:

— Наверно, это вас наводит на неприятные воспоминания.

— Да, — задумчиво отозвался Руперт. — Вы правы.