Джеймс Олдридж - Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра

быстрей сорвать куш, все равно с чего. С нейлона! — воскликнул он с искренней болью.

Он захлопал в ладоши. Впереди метнулась в траве и кинулась наутек куропатка, потом взлетела бреющим полетом над кустами. Руперт воспользовался подходящей минутой и заговорил:

— Если вы хотите получить солидный заказ, дядя Рандольф, я предлагаю построить суда для России…

— Слышал, — сказал Рандольф. — Мне все равно, кто это предложил, я на это не пойду.

— Почему? Почему надо отказываться от хорошего заказчика?

— Они не наши заказчики, вот что я тебе скажу.

— Но ведь вы же возите для них сахар, зерно, азотные удобрения, страхуете их сухие грузы…

— Это — чисто торговые операции. А строить им суда — снабжать тем, что может им пригодиться в других целях, нет, тут я русским не помощник. А с чего это ты вздумал им помогать? Почему тыв этом так заинтересован?

— Что за подозрения, дядя? — улыбнулся Руперт. — Разве плохо, если мы заведем с ними нормальные деловые отношения?

— Ты ведь там у них был, да?

— Был.

— Значит, ты взял на себя эти хлопоты по их просьбе. Так я, по крайней мере, слышал.

— А вы не слушайте Лилла, — спокойно возразил Руперт. — Я эту затею придумал сам. Я предлагаю законную сделку, как бы на нее ни смотрели. А на фантазии Лилла нечего обращать внимание.

— Мало ли что говорит Берти Лилл. Я сам хочу знать, почему тебя к ним тянет.

— Я уже сказал. И пора понять, дядя Рандольф, что вы не можете больше считать их париями. Эти времена миновали. Русские — равноправные партнеры в международных делах…

— Отнюдь! Для меня они парии и всегда ими останутся. Они пытаются получить суда всюду, где могут, чтобы подорвать наше морское могущество. Сами хотят стать великой морской державой. Сейчас они на восьмом или десятом месте, но через десять лет они будут на втором или на третьем. Что тогда?

— Но они же все равно свое место займут, с вашей помощью или без нее.

— Безусловно без нее. Чтобы я стал помогать им из-за какого-то десятка миллионов фунтов? Нет, не будет этого.

На обратном пути Руперт сделал еще одну попытку:

— Но почему бы мне не попробовать получить хоть несколько русских заказов для Бэркемстедской верфи? Если не мы, их возьмут японцы, какая нам от этого выгода?

— Пусть берут япошки. Я на такие дела согласия не дам, тут и говорить не о чем.

— Но послушайте, дядя Рандольф…

— Ладно, поступай как знаешь! А я посмотрю, что у тебя выйдет, — с раздражением ответил тот. — Еслитолько у тебя что-нибудь выйдет. Беритесь за это дело с Фредди, раз уж вам так неймется. Но предупреждаю: я буду вам ставить палки в колеса, где смогу.

Руперт сказал, что не хочет семейной ссоры.

— И я не хочу. Но как же не ссориться с Фредди? Он всегда не прав, а теперь и ты играешь ему на руку.

— Ничуть. Я веду свою линию. И не участвую в игре Фредди, какова бы эта игра ни была.

— Оба вы одним миром мазаны и не ждите от меня ничего хорошего. Если ты связался с Фредди, ты — набитый болван. Рано или поздно мы поставим финансовую политику на голосование членов нашей семьи, главных акционеров, и тогда я всем покажу, что такое Фредди. Вот только погоди!

Мы вернулись в дом. Руперт продолжал спорить со стариком, взывая к логике, но Рандольф сердито повторял, что не желает „подпускать русских даже на пушечный выстрел“ (излюбленное выражение всех Ройсов); он снова напомнил Руперту, что его затея на руку этому авантюристу и оппортунисту Фредди, который своей наглостью и беспринципностью погубил фамильную фирму.

█

Мы возвращались в Лондон разочарованные. Поезд пыхтел, проносясь в облаке пара по залитой дождем Англии.

— Фредди совершенно прав, — со злостью заговорил Руперт. — Дядя Рандольф недалеко ушел от ихтиозавра. А тут еще Лилл его нашпиговал.

— Ясно одно: вам его не уломать, — сказал я.

— Вы полагаете? — сердито спросил Руперт. — Ладно, что-нибудь придумаю.

— Без согласия старика суда не построить.

— Пока нет. Но я, пожалуй, выступлю против него вместе с Фредди. Во всяком случае, когда придет время, в кусты не полезу. Однако прежде всего нам надо уладить этот проклятый вопрос с нефтью.

— Рандольф сидит в правлениях нефтяных компаний, — предостерег я его.

— Знаю. Знаю. Попытаемся как-нибудь его обойти, вот и все. Может, мне помогут дружки Фредди из министерства.

— Может быть, — сухо сказал я.

— Ладно, нечего вешать нос, — закончил он разговор.

Мы оба повесили носы, а вот Джо вернулась в купе из коридора, где она была с детьми, очень веселая.

— Я и забыла, как живут люди, — воскликнула она. — Какой чудесный день! Давно я так не наслаждалась.

При этом, надо отдать ей должное, она восхищалась не громадным старинным домом, ломившимся от богатства и произведений искусства, а конюшнями, где было полно лошадей. Ездить верхом Джо научилась чуть ли не раньше, чем ходить. В своем родном Кэмберленде она лихо скакала за гончими по полям, засеянным овсом и репой. Любуясь ее раскрасневшимся лицом, я понял, что она рождена для верховой езды. Теперь дети тоже требовали пони, особенно Тэсс, которая явно будет такой же отчаянной, как мать.

Руперт смотрел в окно купе и, наверно, решал про себя, правильно ли он поступает, особенно по отношению к детям, возвращая себе свое богатство. Разве не с этого начинается растление, от которого он старался уберечь себя всю жизнь, — не с этой ли потребности получать все больше и больше, не от этих дверей в мир, которые, казалось бы, широко открывает перед тобой богатство, а на самом деле закрывает навсегда!

— Я не возражаю против того, чтобы они ездили верхом, — сказал он Джо. — Но меня бы очень огорчило, если бы их влекло ко всему, что этому сопутствует в Уошберне.

— Почему ты вечно боишься, что дети могут испортиться? — возмутилась Джо.

— Я не хочу, чтобы они росли так, как рос я.

— Тогда, ради бога, отдай опять свои деньги и будем жить как нищие!

— Не злись, — сказал он. — Я не собираюсь снова отказываться от денег.

— Тогда почему ты нас попрекаешь всякий раз, как мы доставляем себе удовольствие? — спросила она. — О чем ты разговаривал с дядей Рандольфом?

— О продаже судов русским.

Джо громко застонала и повернулась ко мне:

— Эти русские заполнили всю нашу жизнь. Почему? Я не знаю. Почему ты вечно хочешь втиснуть жизнь в рамки своих теорий. Что ты надумал на этот раз?

— Ничего я не надумывал. Честное слово, Джо, я просто забочусь о своей выгоде.

— Иногда ты чересчур заботишься о своей выгоде!

— Я хочу заключить выгодную сделку. Мне уже за сорок, и пора браться за ум. Стричь купоны я не намерен. Не намерен, и все.

Я часто спрашиваю себя задним числом: стал бы Руперт так настаивать на сделке с русскими, если бы Лилл оставил его в покое? Правда, с другой стороны, можно спросить: оставил ли бы Лилл его в покое, даже если бы Руперт менее упорно добивался того, чего хотел? Человеческая душа — заманчивая добыча. Но как бы там ни было, оба лезли на рожон, словно с перепугу. Как напуган был Лилл, я понял, когда один из его экспертов, некий Лайонел Рэнд, позволил себе наглый выпад против Руперта в почтенной и высокоинтеллектуальной газете „Уорлд“.