Джеймс Олдридж - Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра

Рэнд, эксперт газеты по русским делам, написал статью о загадочном происшествии в Арктике, которое начинает тревожить официальные круги Великобритании. Речь шла о спасении Рупертом русского летчика Водопьянова. По словам Рэнда, до сих пор не был выяснен вопрос, что делал Водопьянов в этих полярных широтах. Автор статьи уверял, что в официальных кругах теперь считают, будто самолет Водопьянова разбился, когда шел на встречу с атомной подводной лодкой русских. Американцы знали, что в том районе находилась русская подводная лодка, и недоумевали, почему она не подобрала русского летчика. Действительно, почему русские устранились и наблюдали издали за тем, какие муки терпит англичанин, спасая Водопьянова, и почему они не попросили американцев организовать розыски? Что касается путешествия Ройса по льдам, этот подвиг равен подвигу Нансена, если, конечно, все факты изложены правильно. Однако большая часть пути, проделанного Ройсом, представляется настолько загадочной, что требует дополнительных разъяснений от самого мистера Ройса, который отказывается (что вполне естественно) беседовать на эту тему. Весь его ледовый переход выглядит, в сущности, каким-то чудом, если основываться на том немногом, что о нем известно, поэтому все недоумения и вопросы, не нашедшие ответа, будут освещены в книге, которая должна появиться месяца через полтора под названием „Загадочное путешествие Руперта Ройса“.

Я читал статью Рэнда в воскресное утро, сидя перед газовым камином моей меблированной комнаты, и плевался от возмущения. Газета „Уорлд“ (в противовес „Обзёрверу“ и „Санди тайме“) считала себя самой интеллигентной, независимой и нелицеприятной из воскресных газет, но, как я теперь убедился, и она по-своему была лицеприятной и зависимой, — правда, от других хозяев. Зато она считала себя настолько серьезной, что становилось просто смешно. Ну, а самым серьезным из ее сотрудников был, конечно, специалист по русским делам Рэнд.

Когда я позвонил Руперту и высказал несколько нелестных замечаний по адресу Рэнда, он сообщил, что Рэнд — один из сотрудников адмирала Лилла и его источники информации — это, с одной стороны, ведомство Лилла, с другой — обширная англо-американская служба радиоперехвата, которая подслушивает все передачи в России, даже частные разговоры по радио и сводки погоды.

К тому времени телефон Руперта уже несомненно был подключен куда следует. Несмотря на это, он рассказал мне, что Рэнд обычно обедает по понедельникам с членом парламента лейбористом Глэдменом и обсуждает с ним полученные сведения. Глэдмен, также сотрудник Лилла, является председателем комиссии палаты общин по установлению дружественных связей с восточноевропейскими союзниками России. Руперт и сам перед своей поездкой в Москву присутствовал в здании палаты общин на одном из таких инструктивных обедов. Тогда, сказал он, помимо Глэдмена должен был прийти еще третий человек, некий Кантро, но он почему-то не явился.

Вот этот самый Кантро и состряпал „Загадочное путешествие Руперта Ройса“, о котором Рэнд спешил оповестить читателей газеты „Уорлд“. Мир и в самом деле тесен.

На следующий день в конторе Руперт рассказал мне эту историю подробнее.

Я посоветовал ему сходить в редакцию „Уорлда“ и набить Рэнду физиономию, но он удивился:

— А вы — сторонник таких методов?

— Да, но только в пьяном виде, — признался я.

— То-то и оно, — сказал он, как мне показалось, даже с некоторым огорчением.

И я понял, что удар Лилла попал в цель.

Однако за всем этим скрывалось еще что-то, чего я не знал. Когда я ближе сошелся с Рупертом, у меня закралось подозрение, что Лилл и мать Руперта когда-то были близки, и в отношении Руперта к адмиралу сказывалась не то детская неприязнь (чересчур уж настойчиво отвергал он всякую попытку Лилла претендовать на роль „второго отца“), не то давние расхождения по каким-то коренным вопросам. Но я так и не выяснил, что породило эту вражду, а Руперт не желал ничего говорить.

Между тем Лилл держал в руках все козыри, он был вездесущ.

Даже когда мы отправились к Фредди, чтобы познакомиться с его приятелями из министерства и поговорить насчет нефти, мы и там столкнулись с одним из подручных Лилла.

Фредди жил в особняке, построенном знаменитым сверхмодным архитектором. Как и в конторе, в доме не было ничего лишнего, в просторных комнатах лежали огромные, как лужайки, ковры, а кое-где в простенках между окон с двойными стеклами стояла роскошная мебель обтекаемой формы: Фредди был человек современный, он любил и понимал эпоху, в которую жил. И хотя мои представления о Фредди и о его жене Пегги строились на догадках, однако из слов самой Пегги я понял, что угадал характеры супругов довольно точно.

Пятнадцать лет назад Фредди женился на милой девушке из добропорядочной аристократической семьи, и до недавнего времени их семейная жизнь была счастливой. Пегги — бледная, плоскогрудая блондинка — до сих пор казалась Фредди очень привлекательной. Он всегда восхищался и гордился ею. Однако в последние годы, неожиданно для себя, он вдруг почувствовал, что в их отношениях что-то изменилось. Интуиция влюбленного мужа подсказала ему, что у Пегги появился кто-то на стороне, и хотя эта связь, вероятно, недолговечна и не слишком серьезна, она тем не менее существует. А потом он случайно увидел и этого человека, то есть предполагаемого возлюбленного жены. Как-то раз Фредди в неположенное время ехал по Джермин-стрит, и его шофер Джексон, постучав в стекло, спросил:

— Вон идет миссис Ройс. Остановить машину?

Его поразило не то, что она шла с каким-то мужчиной (Фредди лишь мельком взглянул на ее спутника), — поразило выражение лица жены. А ее взгляд, оживленный, веселый, полный женского кокетства, вызова и покорности, — так она никогда не глядела на мужа, во всяком случае не глядела уже очень давно, — его возмутил.

— Нет, не надо! — поспешно сказал он шоферу. — У нее свои дела.

Они влились в поток машин. Потрясенный выражением лица Пегги, он так и не разглядел ее спутника.

В тот вечер, переодеваясь к обеду, Фредди сказал жене, что видел ее на Джермин-стрит.

— Да ну? А с кем я была? — спросила она.

— С каким-то субъектом.

Он застегивал ей сзади платье, и она, обернувшись, поглядела на него своими ясными глазами и сказала:

— Ах, да? Это мой любовник.

Пегги всегда была правдива, но правда, высказанная в шутку, хуже всякого обмана.

— Не слишком ли он тучен для такой роли? — осведомился Фредди.

На этом разговор и кончился, но отныне Фредди был уверен, что интуиция его не обманывает. И хотя он знал, что ему ничего не стоит выяснить, кто был спутником Пегги, выяснять это ему не хотелось. Если он все узнает, придется делать какие-то решительные шаги, а ему не хотелось разрушать счастливый брак, который длился вот уже пятнадцать лет. Фредди ни о чем не расспрашивал жену, не ставил точек над „і“, но теперь всякий раз, как у нее было свидание, он это сразу чувствовал.