Михаил Строганов - Лексикон Таро

Филистимляне взяли его и выкололи ему глаза, привели его в Газу и оковали его двумя медными цепями, и он молол в доме узников.»

Ветхий завет «Книга судей»

Трактовка образа:

Второзаконие говорит: «Проклят пред Богом всякий повешенный на дереве», словно напоминая о том таинственном Плоде и Древе Познания, которые стали для человечества символом земного пути, заключенном в соблазнах обретения и муках потерь.

Мы не увидим на этой карте ни изображения виселицы, ни палача, ни атрибутов казни, столь важных для Средневекового сознания. Напротив, перед нами весьма ухоженный, хорошо одетый и даже самодовольный господин, совсем не осознающий ни сложившийся ситуации, ни своего бедственного положения.

Аркан Повешенный (а не казненный!) обозначает человека переусердствовавшего и «перемудрившего», обманувшего самого себя. Подвешенный за ногу он словно угодивший в силки зверек, который никак не может и не хочет поверить, что попал в западню. Западню собственного мировоззрения.

Мы как бы увидели Повешенного в самом начале его роковой ошибки, когда он только что угодил в петлю. И что же делает бедолага для своего спасения? Ничего. На его лице — безмятежность глупца, а сама фигура приняла легкомысленную позу, совершенно не подобающую трагизму положения. Он словно танцует и забавляется над случившейся с ним бедой. Одного не хочет принять — правды, которая заключается в том, что он уже не вольный и свободный человек. Что он — Повешенный. И его легкомысленный танец только начало грядущей муки и судорог смерти.

Психологический аспект:

Долгое время повешенье считалось не столько физически тяжелым, сколько позорящим и унижающим видом законного умерщвления (казни). Повещенным и после смерти не даровали законного человеческого права на Вечный покой, оставляя их висеть в для всеобщего устрашения. И только разложившись, расклеванные вороньем они обретали свободу от петли, падая с виселиц на землю гнилыми плодами воплощенного в жизнь Добра и Зла.

Мишель Монтень, впрочем, утверждал, что нет такого честного человека, который, честно рассказав обо всех грехах за свою жизнь, не заслужил бы того, чтобы быть повешенным как минимум десять раз.

Никому не стоит обманываться и заблуждаться на свой счет. Собственное мировоззрение, доморощенная глупость, помноженная на бытовые пороки, – именно та петля, которая уже захлестнула ногу — жизненный путь — и приготовилась превратить простофилю в Повешенного. Помни: в любой день, в любой час и в любую минуту Мудрость может потребовать плату за грехи (блуд) твоего разума. И тогда узнаешь, каким было на вкус то заветное яблочко из райского сада.

Роль в социальной мифологии:

Без сочувствия и сострадания люди относятся к тому, кто становится жертвой собственных иллюзий и заблуждений. Потому идея аркана Повешенный хорошо передана в поговорке: «За что боролись, на то и напоролись» и «поделом дураку наука». Впрочем, это совсем не означает звериного злорадства или отсутствие жалости к жертве.

Вид Повешенного вызывает двоякое отношение: с одной стороны это чувство презрительного снисхождения к попавшему в смертельно опасную западню (достаточно вспомнить знаменитое выражение Кутузова, адресованное бегущему из России Наполеону: «Мордой да в говно»). С другой стороны положение Повешенного вызывает у обывателя страх приобщения к «тайной кухне» Судьбы, боязнь навлечь на себя немилость и гнев высших сил за нарушение табу, «подглядывание за переодевающейся богиней».

Одним из важнейших посланий этого аркана является образ фатального одиночества Повешенного. Если фигуры первых пяти арканов (Жонглер, Папесса, Императрица, Император и Папа) как бы демонстрируют себя публике или позируют перед собравшимися почитателями, то висящий над разошедшейся под ним землей Повешенный уже навсегда разделен с людьми. Он остался наедине со своей бедой, страданиями и муками, которые принесет его положение Повешенного и перед лицом бездны, которая приготовилась его поглотить.

Цитата:

«Совет юношеству. Кто есть кормилец твой, — кто прокормляет тебя, питает, — и после Бога и родителей есть «все для тебя» — тому не лукаво отдай всю душу свою. Думай о пользе его, — не о своей пользе, а — его, его, его… ежечасно, ежедневно, ежегодно, всегодно. Сложи в душе своей, что и после смерти его ты должен не забывать его, а молиться о душе его и вечном спасении. И никогда, ни одним словом… нет, я говорю глупости: ни одною мыслью в собственной душе, не осуди его даже и самые его недостатки, так как нет человека без недостатков. Но именно — ему, ему, который питает тебя, ты должен все простить, во всем в душе своей постараться оправдать его, забыть, обелить. Ни в чем не умалить — именно в душе, в душе, в совести…

Не будь хулиганом, — о, не будь хулиганом, миленький.

И вот этот совет мой тебе — есть первый социологический совет, какой ты читаешь в книжках. Первый совет «о социальной связности». Тебе раньше все предлагали на разбой и плутовство. «Обмани кормильца», «возненавидь кормильца». И советовали тебе плуты и дураки: которые отлично «устраивались около общества», т. е. тоже около кормильца своего (читатели). А тебе, несчастному читателю, глупому российскому читателю, — подсовывали нож. И ты — нищал, они — богатели (плутяга Некрасов и его знаменитая «Песня Еремушке»).

Ни от кого нищеты духовной и карманно-русского юношества не пошло столько, как от Некрасова. Это — диссоциальные писатели, антисоциальные. «Все — себе, читателю — ничего». Но ты, читатель, будь крепок духом. Стой на своих ногах, а не

Что ему книжка последняя скажет,

То на душе его сверху и ляжет (Некр.).

И помни: жизнь есть дом. А дом должен быть тепел, удобен и кругл. Работай над «круглым домом», и Бог тебя не оставит на небесах. Он не забудет птички, которая вьет гнездо.

Василий Розанов «Апокалипсис нашего времени»

Ключ:

«Стал Пахом говорить:

— Я вот слышал, у вас купец был. Вы ему тоже землицы подарили и купчую сделали; так и мне бы тоже.

Все понял старшина.

— Это все можно, — говорит. — У нас и писарь есть, и в город поедем, и все печати приложим.

— А цена какая будет? — говорит Пахом.

— Цена у нас одна: тысяча рублей за день.

Не понял Пахом.

— Какая же это мера — день? Сколько в ней десятин будет?

— Мы этого, — говорит, — не умеем считать. А мы за день продаем; сколько обойдешь в день, то и твое, а цена дню тысяча рублей.

Удивился Пахом.

— Да ведь это, — говорит, — в день обойти, земли много будет.

Засмеялся старшина.

— Вся твоя! — говорит. — Только один уговор: если назад не придешь в день к тому месту, с какого возьмешься, пропали твои деньги.