Михаил Строганов - Лексикон Таро

…

Лег Пахом, и не спится ему, все про землю думает. «Отхвачу, думает, Палестину большую. Верст пятьдесят обойду в день-то. День-то нынче что год; в пятидесяти верстах земли-то что будет. Какую похуже — продам или мужиков пущу, а любенькую отберу, сам на ней сяду. Плуга два быков заведу, человека два работников принайму; десятинок полсотник пахать буду, а на остальной скотину нагуливать стану».

…

Идет так Пахом, трудно ему, а все прибавляет да прибавляет шагу. Помереть боится, а остановиться не может. «Сколько, думает, пробежал, а теперь остановиться — дураком назовут». Бежит Пахом из последних сил, а солнце уж к краю подходит, в туман зашло; большое, красное, кровяное стало. Вот-вот закатываться станет. Солнце близко, да и до места уж вовсе не далеко. Наддал из последних сил Пахом, навалился наперед телом, насилу ноги поспевают подставляться, чтоб не упасть.

— Аи, молодец! — закричал старшина. — Много земли завладел!

Подбежал работник Пахомов, хотел поднять его, а у него изо рта кровь течет, и он мертвый лежит.

Поднял работник скребу, выкопал Пахому могилу, ровно насколько он от ног до головы захватил — три аршина, и закопал его.»

Лев Толстой «Много ли человеку земли нужно»

Трактовка образа:

Карта XIII говорит о всеобщем равенстве перед беспощадным и бесстрастным жнецом — Смертью.

Пусть она выглядит не сверхъестественным существом, и даже не чужаком, потому что предстает перед глазами в обличии скелета, то есть наиболее прочной основы плоти, для любого взявшего в руки Аркан XIII становится очевидным, что Смерти противостоять никто не в силах. И красота девы перед ней, и слава юного владыки — все равно, что трава сорная, перед усердием и навыком трудолюбивого косца. Оттого изображенная Смерть и предстает скорее в образе вышедшего на покос крестьянина, чем в обличии «великого и ужасного» властелина времени Кроноса-Сатурна.

Страх и беспомощность перед Смертью заключены в ее неизбежности, в том, что головы падут точно так же, как падут под звенящей косой тяжелые, налившиеся земными соками травы. Ужас живых в том, что для них в этом заключена великая трагедия и несправедливость, а для Смерти — это всего лишь обыденная работа, привычный круг ее существования.

Психологический аспект:

Времени возникновения ТАРО — XIV веку — европейская духовная культура обязана и появлению такого феномена как Пляски Смерти (лат. Сhorеа machаbaeorum, франц. Danse des morts, Danse macabre, нем. Totentanz). Зародившись как религиозная мистерия, аллегорическая инсценировка на тему чумы и ничтожества человеческой жизни, Пляска Смерти очень скоро выросла в подобие массового искусства. Сценами, изображающими триумф смерти над жизнью, охотно украшали стены храмов, оружие, гобелены и даже ими декорировали предметы туалета. И было в этом очень много отвратительно бутафорного, того, что позднее стали называть кичем.

С распространением книгопечатанья гравюры Плясок Смерти, снабженные стихотворениями или библейскими изречениями, и вовсе стали товаром массового потребления. Тогда же целые селения погружались в коллективное безумие, и люди, не сговариваясь, начинали танцевать и, войдя в экстаз, танцевали уже до смерти…

Так религиозная метафизика выливалась в телесную экзальтацию, а высший духовный строй перекладывался в банальную фабрику смерти. Вернее, в ее конвейер.

Смерть окончательно «легализовалась» и стала привычным и даже желанным гостем на празднике жизни. Узнаваемым, тиражируемым и отлично продаваемым брэндом бытия, которым пугают и возбуждают, на который охотно пялят глаза потребители массового искусства. И которую низвели до низшего атрибута казенщины, выражаемого номерным знаком и справкой с печатью.

Роль в социальной мифологии:

В средневековье люди верили, что Смерть глубоко спит (отсюда и название гробницы — усыпальница), и лишь изредка пробуждается, чтобы напитать свой голод. Поэтому сама жизнь была подчинена стремлению не потревожить Смерть, не пробудить ее кровожадную стихию.

Культура создавала кладбища как некрополи — города мертвых, где все было подчинено умиротворению и успокоению Смерти. Величие и неприкосновенность — два главных принципа положенные в основу почитания Смерти и всего отмеченного ее знаком. Права мертвых (последняя воля) соблюдали даже в том случае, если они противоречили интересам живых, а уважение и преклонение перед ними стало важнейшей частью этики.

Сегодня настоящая, а не киношная Смерть не просто утратила сакральный смысл перехода, но и превратилась для современного сознания в неприятный и досадный конфуз, постыдным физиологическим актом, вроде публичной порчи воздуха.

Умирать стало именно немодно, а к самому усопшему сложилось отношение как к неудачнику. Никакого трагизма или патетики, и тем более — религиозных рефлексий по этому поводу. Все происходит совсем по ироничному замечанию Волонда: «Окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи».

Любопытен исторический контекст общественного пренебрежения Смертью: он всегда предшествует массовым эпидемиям, террору и войне. Словно пробудившаяся униженная и поруганная Смерть приходит в мир не просто утолить голод, а совершить над живущими свою Страшную Месть.

Цитата:

«Люди пребывают в иллюзорном убеждении, что могут сами управлять своей судьбой… Болезни влияли на наше культурное и религиозное мировоззрение, а также определяли ход войн и многих важных исторических событий…Мы постепенно начинаем понимать, что в природе происходит своеобразная «гонка вооружений» между разными формами жизни, имеющими разные генетические стратегии…

Важнейшим моментом для понимания долгосрочного эффекта эпидемии является то, что смертность никогда не бывает всюду одинаковой и никогда не случайна. Инфекционные болезни поражают какие-то части населения сильнее, чем другие…

Многие факторы можно рассматривать в совокупности. Грубо говоря, бедные люди с большей вероятностью подвергаются инфекции и с большей вероятностью от нее погибают. Как это ни прискорбно, но это именно так во всех человеческих сообществах. Сегодня это особенно наглядно видно при сравнении условий жизни в развитых и развивающихся странах. Во всех описанных в истории человеческих сообществах богатство и высокий статус имели свои преимущества. Даже среди человекообразных обезьян и бабуинов животные с более высоким социальным статусом обычно лучше питаются, что помогает им противостоять многим инфекционным заболеваниям.

Но как стать богатым или бедным? Самый верный путь стать богатым — унаследовать деньги и социальное положение от своих родителей. Но знаем ли мы, откуда взялось богатство у наших предков? Достигают ли компетентные, трудолюбивые, милые, здоровые и смелые люди высокого положения в обществе? Или только жестокие, жадные, трусливые и безнравственные вырываются наверх? Каким бы ни был путь восхождения, при эпидемии стремительного заболевания среди высших слоёв общества погибнет меньше людей, чем среди низов…