Питер Абрахамс - Горняк. Венок Майклу Удомо

— Ты, наверное, хочешь есть, Мария? — спросил Мхенди.

Старший гребец раздраженно сказал что-то.

— Он говорит, чтоб ты не разговаривал, — прошептала Мария, — он говорит, что твой голос отвлек людей, они сбились с ритма и лодка замедлила ход.

— Прошу прощения, — сказал Мхенди.

Раз… два… Раз… два…

Когда солнце поднялось над вершинами гор, сдернув с них голубоватую дымку, они были уже почти на середине озера. Берегов не было видно, и только высокие горы маячили где-то вдали. Гребцы гребли так, словно только что взялись за весла.

Раз… два… Раз… два…

Живот у Мхенди подвело. В горле пересохло. Темно-фиолетовые губы Марии стали пепельно-серыми. Она то и дело облизывала их. Мхенди хотелось сказать ей что-нибудь ласковое. Даже если она голодна вдвое меньше, чем он, если хочет пить вдвое меньше, то и тогда муки ее должны быть невыносимы. В последний раз они поели как следует вчера в полдень. Есть на трясущемся, подпрыгивающем грузовике, в клубах пыли было просто немыслимо. «Ты стал неженкой, Мхенди», — сказал он себе. Скоро опять полдень. Бедная Мария! За что ей такие страдания? Что ей Плюралия? Он взял ее за руку.

Раз… два… Раз… два…

Кроме них, на всем огромном озере не было никого. Будто они затерялись в своей лодочке среди необъятных просторов океана. Но впереди синели горы. Они вселяли надежду.

Раз… два… Раз… два…

Да полно, люди ли это? Неужели простые смертные способны вот так, час за часом, держать этот бесперебойный ритм?

Солнце достигло зенита, постояло над головой и двинулось на запад. У Мхенди начала кружиться голова. Мария впала в полузабытье. В свое время его отец тоже проявлял чудеса выносливости, вроде этих гребцов. В стране с племенным укладом такое было возможно. А потом Плюралию настиг век машин… Ну, а как с другой чертой племенного уклада — с полным подавлением человеческой личности, уничтожением ее? Как бороться с этим? Вот она — страшная проблема, которая стоит сейчас перед Удомо; ему, Мхенди, никогда не придется столкнуться с этим в Плюралии. Независимо от того, победит он или нет, народ Плюралии на целое столетие опередил народ Панафрики. Не хотел бы он быть на месте Удомо. Ни за что на свете!

В этом отношении белые принесли народу Плюралии большую пользу. Вот только жаль — остановились на полдороге. Их дело могло бы стать поистине великим, если бы они относились ко всем людям одинаково, независимо от цвета кожи. Тогда и борьбы не было бы никакой. Во всяком случае, этой бессмысленной расовой борьбы… Бедняга Удомо!

Раз-два… Раз-два…

Мхенди закрыл глаза, потом открыл. Мираж не пропал. Он протер глаза. Мираж не исчезал. Должно быть, горы отсвечивают на солнце. Солнце ушло на запад, находилось далеко позади них, у самого горизонта. Что же это — солнце или, действительно, земля так близко? Старший гребец кивает ему и улыбается. Он снова человек, а не винтик механизма, называемого племенем. Кивает и улыбается? Значит, это земля!

— Мария, Мария! Берег!

Мария приподняла голову и открыла глаза.

— Берег! — повторил он.

Она слабо улыбнулась и кивнула.

Двое мужчин ждали их у самой воды. Каноэ мягко толкнулось носом в берег. Мужчины вытащили лодку на песок. Мхенди попробовал встать. И не смог. Судорогой свело ноги. Ему помогли выйти. «Боже мой! Они же решат, что я рахитик какой-то».

— Мария, скажи им, что я сильный, здоровый человек. Объясни им, что мы сутки ничего не ели и двое суток ехали без остановок.

— Не волнуйтесь, они все знают. Они знают, сэр, что вы сильный человек.

Это сказал один из тех, кто пришел встречать каноэ.

— Кто ты?

— Не узнали меня, сэр? Я старший в отряде, который пойдет с вами. Я видел вас у Селины. Она послала меня вперед, чтобы все подготовить. Пойдемте, сэр. Мы поговорим потом, когда вы отдохнете.

— Не называй меня «сэр». Я не белый.

Юноша улыбнулся, протянул Мхенди сильную руку.

— Эй, кто-нибудь, поддержите женщину, а то она упадет, — сказал он. — Они оба еле живы от голода и усталости. У них была трудная дорога.

Мхенди проснулся в темноте. Некоторое время он лежал неподвижно, стараясь сообразить, где находится. Наконец сдался.

— Мария, Мария!

Она вошла, держа в руке оловянную плошку с растительным маслом, в котором плавал зажженный фитилек.

— Проснулся? — спросила она.

— Долго я спал? Где я?

— В доме моей матери. Ты проспал ночь и весь день, а сейчас опять ночь. Джозеф велел не будить тебя, пока ты сам не проснешься.

— Джозеф?

— Ты сразу узнаешь его, когда увидишь. Ты встречал его у Селины. Это она его послала подготовить все для твоего путешествия. Он ждет тебя здесь. Позвать его?

— Подожди. Я оденусь. А как ты? Отдохнула?

— Да.

Мхенди сел. Он находился в хижине, построенной из глины и тростника, как две капли воды похожей на ту, в которой родился. Годы, проведенные в Европе, отодвинулись далеко-далеко.

— Поди сюда, Мария.

Она поставила светильник на табуретку и подошла к нему. Он притянул ее к себе. Она прижалась к его груди.

— Я так благодарен тебе, Мария, за все, что ты для меня сделала, за то, что разделила со мной это трудное путешествие, за то, что я больше не одинок.

— Мужу не надо благодарить свою жену. Она делает то, что должна делать, и это доставляет ей радость.

— Все равно, я хочу, чтобы ты знала.

— А я и так знаю, что ты благодарен мне, Мхенди.

Мхенди почувствовал прилив безграничной нежности. Сильнее прижал Марию к себе.

— Я в таком доме родился, — сказал он.

— Знаю, — ответила она.

— Я тебе не рассказывал об этом.

— Мне рассказало сердце.

Он потерся щекой о ее щеку, потом отстранил ее.

— Я должен одеться. Пришли сюда этого Джозефа.

— Хорошо. Пока вы будете говорить, я приготовлю ужин. Люди нашей деревни хотели устроить пир в твою честь, но Джозеф сказал, что не надо. Поэтому они будут приходить по нескольку человек, чтобы приветствовать тебя. А ужинать останется только наш вождь.

Мхенди сидел с Джозефом на склоне холма, возвышавшегося над озером. Полная луна нависла над темной водой.

— Нас всего двенадцать человек, — сказал Джозеф. — Остальные ждут у самых джунглей. Мы добирались сюда, разбившись на группы, чтобы не вызвать толков.

— Но вы убедились, что тропа существует?

— Существует, это точно.

— А как насчет провианта?

— У нас с собой есть все. Что действительно было трудно, так это найти тропу. Две недели ушло на поиски, я уже начал думать, что старики попросту выдумали все это.

— Когда мы выходим?

— Это уж вам решать, мистер Мхенди.

— Вы знаете, что нас ждут опасности?

— Знаем.

— Хорошо. Тогда выступаем завтра.

— Значит, завтра. А теперь вам надо отдохнуть, сэр.

Джозеф ушел. На холм поднялась Мария.