Питер Абрахамс - Горняк. Венок Майклу Удомо

Слышно было, как с грохотом захлопнулась входная дверь. Затем Мэби вернулся, яростно хлопнув дверью, и снова подошел к мольберту.

— Извините, Кэйт. Все в порядке.

Девушка поднялась, расстегнула халатик и сбросила его. Затем встала на чурбан и приняла позу человека, поникшего в тоске. Мэби оглядел ее критическим взглядом.

— Чуть-чуть правее, Кэйт.

Девушка повиновалась.

— Прекрасно. Так и оставим.

Удомо чувствовал себя неловко. Это был мир, в котором он не знал, как держать себя, куда сесть, говорить или молчать. Вид женской наготы здесь, в Англии, поразил его. В Африке, в родной деревне, это было бы вполне естественно. Он старался не смотреть на обнаженную девушку.

— Идите лучше сюда, — сказала Лоис.

Он повесил пальто за дверью и, осторожно ступая, добрался до дивана.

— Ну как? — спросил, не поворачиваясь, Мэби.

— Ты о митинге? Все в порядке.

— Вот и прекрасно. Поговори пока с Лоис. — Он закончил набросок, обрызгал его каким-то раствором, кинул на пол и взялся за новый. — Мне нужна ваша спина, Кэйт. — Девушка повернулась. — Теперь уже недолго.

— Вам это, наверно, кажется довольно диким? — спросила Лоис.

— Да, — ответил Удомо.

— Вы не исключение. Но когда живешь среди художников, в конце концов привыкаешь. Я никогда не могла позировать, даже мужу. Пробовала как-то, но из этого ничего не вышло. Слишком отвлеченно они на тебя смотрят, будто ты не человек, а одни линии и поверхности.

— Что он делает? — шепотом спросил Удомо.

Он кинул быстрый взгляд на Лоис. При ярком свете у глаз ее и в уголках рта проступила тонкая сеть морщинок. Сидя так, склонившись над кастрюлей, она мало чем отличалась от африканских женщин. Она повернула к нему голову и улыбнулась.

— Можете не шептать. Он так ушел в работу, что ничего не слышит.

— Слышу, — отозвался Мэби.

На листе картона, стоявшем перед ним, уже наметились прямая спина и круглый зад Кэйт.

— А что сказал Майкл? — спросила Лоис.

Мэби не ответил.

— Видите, — улыбнулась Лоис.

— Да, — сказал Удомо.

— Я слышала, что с вашим появлением группа ожила. На днях мне звонил Том и сказал, что вы прямо находка. В его устах это высокая похвала. Чем вы занимались все это время? Ричард как-то заходил к нам и говорил, что вы не могли прийти, потому что очень заняты.

— Я печатал восковки, — ответил он.

«У него усталый вид, — подумала она. — Зато теперь он не так скован, не прячется в свою скорлупу».

Майкл посмотрел на свои руки, потом на нее.

— Том был прав, — сказал он, — это тяжелая работа.

— А как ваши занятия?

— Подвигаются. Только они на втором плане.

— Остальные помогают вам?

— Помогают, когда есть время. У них свои дела. — Сколько восковок вам нужно напечатать?

— Пятьдесят шесть. Одиннадцать я уже сделал.

— Господи! Как можно так нагружать одного человека!

Он улыбнулся застенчивой мальчишеской улыбкой.

— Так ведь это же была моя идея.

«О господи», — подумала Лоис. Она чувствовала свою беспомощность и старалась отогнать это чувство, победить его. В конце концов их дело! Пусть будут освободителями, если им так хочется.

— Ну зачем вам это?

Он уловил бессильный протест в ее голосе и пристально посмотрел на нее. И снова, как в тот вечер, она всем своим существом ощутила, какая могучая сила таится в нем.

— Я должен, — спокойно ответил он.

Она наклонила голову и стала помешивать рагу.

— Вот что, — сказала она, — принесите-ка мне часть этих восковок. Мы с Джо вам поможем. Одна машинка у нас есть. Может, вы достанете еще одну?

— Вы поможете мне?

Она побоялась взглянуть на него. Сейчас он, конечно, весь раскрылся, глаза сияют, сейчас он прекрасен! Это можно сказать и не глядя.

— Я же сказала, что помогу, — ответила она сдержанно.

— А когда можно принести?

— Завтра, после уроков.

— Ты слышишь, Мэби! — Он был вне себя от восторга. — Она нам поможет! Я прямо расцеловал бы вас, Лоис. — До него вдруг дошло значение сказанного, и он осекся.

Он медленно повернул голову и пристально посмотрел на нее. Она встретила его взгляд спокойно, не дрогнув. В конце концов ему первому пришлось отвести глаза, и он уставился мимо нее в пространство. Но и она не чувствовала себя победительницей. «Ты дура, Лоис, — сказала она себе с горечью, — безмозглая дура!»

— Что такое? — рассеянно спросил Мэби.

— Ничего, потом, — сказала Лоис. — Кончайте скорее, пока рагу не превратилось в кашу.

В большой, ярко освещенной комнате воцарилась тишина. Скрип угля по картону, негромкое бульканье рагу на огне лишь делали ее ощутимей.

Удомо думал: я назвал ее по имени и я правда хочу поцеловать ее! Я заставлю ее посмотреть на меня. Вкушу ей это. Смотри на меня, женщина! Я хочу поцеловать тебя! Смотри на меня! Смотри! Я хочу поцеловать тебя. Лоис, Лоис, Лоис…

Лоис думала: это форменное идиотство, форменное идиотство! Я слишком стара для таких историй; он не умеет поддерживать разговор, он неловок. Не способен быть нежным. Просто меня тянет к нему.

Посмотри на меня, женщина! Я приказываю тебе.

Совершенно не способен быть нежным.

Лоис! Я хочу! Смотри на меня, Лоис!

Она бросила на него взгляд, мгновенный, мимолетный, и снова отвела глаза. Волнение его сразу улеглось. Едва заметная улыбка заиграла на губах.

Наконец Мэби кончил.

— Хватит, Кэйт. — Он швырнул уголь на стол, потянулся и зевнул.

Девушка слезла с чурбана и ушла за импровизированную ширму.

— О господи. — Мэби глубоко, протяжно вздохнул. — Который час?

— Скоро десять, — отозвалась Лоис.

Мэби плюхнулся на диван между ней и Удомо.

— Давайте-ка лучше есть, — сказала Лоис и прибавила громче: — Кэйт, поужинайте с нами.

— Нет, спасибо. — Голос у девушки был певучий, музыкальный. — Мне пора домой.

Лоис достала из шкафчика тарелки и вилки и стала накладывать рагу. Девушка вышла из-за ширмы. Голая она казалась толстой и приземистой, одетая выглядела подтянуто и изящно. Мэби вскочил, взял со стола конверт и вышел вместе с ней. Когда он вернулся, еда уже лежала на тарелках. Он потушил несколько ламп, и в комнате сразу стало уютнее.

Они сидели рядом на диване, держа тарелки на коленях.

— Хорошо поработали? — спросила Лоис.

— Недурно, — ответил Мэби. — Теперь осталось только вдохнуть жизнь в окаянное дерево. Ну ладно, а как твои дела, Майк?

— Лоис предложила помочь печатать восковки, — сказал Удомо. Оказалось, что произносить ее имя совсем нетрудно.

Мэби взглянул на нее.

— Лоис — ангел, Майк. Другую такую днем с огнем не сыщешь.

— У Лоис крылышки начинают расти, — сказала Лоис.

— Мы все очень любим ее, — продолжал Мэби серьезно.

— Можно, мы возьмем на время твою машинку? — спросил Удомо. — Тогда Джо тоже сможет печатать.