Тарьей Весос - Рассказы

— Вы двое пойдете со мной направо, а вы — налево. Встретимся на той стороне, если все будет хорошо.

Последние слова испугали их. Если все будет хорошо, сказал он. Если все будет хорошо?

Палки перестали рассекать воздух.

Но теперь уже никто не согласился бы повернуть назад.

Онунн и Халвор должны были идти со стариком в одну сторону, Кнут и Сигрид — в другую. Хорошо, что младшие пойдут одни, они все равно ничего не понимают, — одновременно подумали Онунн и Халвор. Понимали они или нет, но, когда они пошли, Кнут протянул Сигрид руку, и она с радостью ухватилась за нее.

Онунн и Халвор шли вместе со стариком. Все молчали.

Но, пройдя немного, он вдруг опустился на кочку. Что это?

Второй раз за этот день задрожали колени.

Дрожь тут же прошла. Но…

Мальчики ждали, сгорая от нетерпения, а старик все сидел. Наконец он махнул им рукой.

— А вы идите, идите! — взволнованно сказал он. — Я устал. Обойдете кругом и вернетесь ко мне, ясно? Ступайте.

У старика было такое лицо, что они не осмелились спорить и — будь что будет — побежали вперед.

Но самое интересное выпало на долю Кнута и Сигрид.

Они шли не спеша, крепко взявшись за руки и совсем позабыв о недавней вражде — напротив, теперь между ними царили мир и согласие. Им хотелось одного — поскорей обогнуть эту скалу. Идти было недалеко, но все же…

Дорогой они молчали. Но вдруг — они прошли уже часть пути — случилось неожиданное. В зарослях, у них за спиной, громко затрещали сучья и что-то пронеслось мимо. Сигрид и Кнут успели разглядеть лишь бесформенную тень. Хруст веток. И все исчезло. Опять стало так тихо, что тише уже и быть не могло.

Они не закричали. Сжав руки, уставились друг на друга. Он! Но вот оцепенение прошло, и они помчались к старшим. Помчались как ветер.

Как ветер. Не останавливаясь, не спотыкаясь, мчались вокруг скалы.

Вскоре они столкнулись с Онунном и Халвором.

— Оп здесь! — закричали они. — Мы видели его!

Кнут и Сигрид были маленькие, и их слова вызвали у старших недоверие. Сами-то они никого не встретили. Да и эти вряд ли видели лося. Разве что белку.

— Да ну? — засомневались Онунн и Халвор. — Небось это белка была.

Кнут и Сигрид оторопели.

Вот что значит быть младшими. Но если они на самом деле видели лося? Они поискали глазами старика, может, он поддержит их, однако его нигде не было.

— Это был кто-то большой! — Их распирало от сознания собственной правоты.

— Сходим туда вместе, — предложили Онунн и Халвор. — Хотя мы все равно вам не верим.

Понимая свое бессилие, Кнут и Сигрид промолчали. Но ведь это же правда! Они побрели впереди, снова взявшись за руки, на этот раз их объединяло чувство обиды.

Идти было недалеко.

— Здесь, — сказал Кнут.

Сигрид повела рукой вокруг себя, но это не придало их словам убедительности.

— Я так и думал… — насмешливо начал Онунн. Но все обидное, что он собирался сказать, застряло у него в горле, потому что теперь и он кое-что заметил.

Это был лосиный помет, настоящий лосиный помет. Онунн никогда раньше не видел его, но ошибки тут быть не могло — перед ним лежал лосиный помет.

— Значит, это все-таки правда, — прошептал он, потрясенный, и огляделся.

— А вы нам не верили! — от волнения еле слышно сказали Кнут и Сигрид.

Дети примолкли. Они этого не ожидали. Халвор тронул помет пальцем.

— Теплый, — сказал он, и все вздрогнули.

Кнут и Сигрид испуганно заревели, только теперь до конца осознав случившееся.

Онунн с Халвором тоже побледнели. Они уже не чувствовали себя старшими, страх заразил их. Оба начали всхлипывать. И не стыдились этого.

Слезы помогли. Детям стало легче. Вскоре страх и вовсе прошел.

Тогда они заторопились и, взявшись за руки так, чтобы младшие оказались в середине, побежали золотым лесом вокруг скалы, к старику.

Старик услышал, как они бегут, и поднял голову. На сердце у него было тяжело, он прислушивался к своим коленям.

Они уже не дрожали…

Солнце струилось сквозь листву, но старик не видел его. Он перебирал в памяти всю свою долгую жизнь, готовый, точно ястреб, выхватить все, что было в ней хорошего. Много ли хорошего было в его жизни? Кое-что было. Только что может служить мерой?

В это время прибежали дети.

Никому из них он не был дедом и все-таки чувствовал кровную связь с ними — стоило ему услышать их шаги, как жизненные силы вернулись к нему. Он даже сумел подняться и встретить их стоя. По их виду он догадался, что случилось что-то необычайное.

Дети задыхались от волнения.

— Мы видели помет, — коротко сказал Онунн.

— А мы-то, мы! — Глаза у Кнута и Сигрид были круглые от удивления. — Мы видели его самого!

И все, но этого было достаточно. Старик стоял среди детей, и ему передалось их возбуждение. Оно горячей волной охватило его.

Дети ждали. Они заметили его смятение.

— Идем скорей, — позвали они. Теперь они ликовали. Старик разогнал их страх. С ним было так легко.

— Идем, — торопили они. — Это недалеко.

Для старика их слова были сладостным призывом. На минуту отступили тоска и старческая немощь. Он взлетел на гребне обновления и возрождения.

Солнечные лучи, льющиеся сквозь листву, сияли теперь и для него. Он был захвачен тем же, что захватило детей. Они кричали, словно речь шла о жизни и смерти:

— Идем же!

— Иду, иду, — отвечал он, ковыляя за ними.

А где-то в лесу скрывалось невероятное чудо: сам лось, сказочное существо для этой четверки, полной жизни, юности и отваги, — и старик цеплялся за детей из последних сил.

Дети дергали его, торопили, но он двигался привычным шагом, и они не могли нарушить размеренность движений его тела — зато, сами того не подозревая, разбудили мысли и чувства старика, они бешено бурлили в нем.

Уж не обновление ли это? — думал он, с жадностью вбирая в себя все то, что молодые от щедрот своих дарили ему.

— Мы не уйдем, пока не увидим лося! — дрожащим от волнения голосом тихо сказал он детям, которые тянули его за рукава и полы пиджака.

Они и сами уже понимали это.

Онунн любил во всем порядок и потому твердо сказал:

— Сперва ты должен посмотреть на помет.

Старик согласно кивнул. Они хорошо понимали друг друга.

Однако он так и не добрался до того места.

То, что произошло, обрушилось на них как лавина, и в памяти навсегда сохранилось и неистовое наваждение, и колдовство, от которого перехватило дыхание, и, наконец, блаженная дурнота, когда все кончилось и страх миновал. Но так было только с детьми, юными и чистыми, открытыми для любых впечатлений. Другое дело — старик, он был их опорой и должен был выдержать все удары, но он одряхлел и износился.

Пробиваясь сквозь золотую листву, к нему потянулись солнечные лучи; осины, казалось, заструились золотым светом. Старик шел навстречу чему-то, он понимал это, и ему хотелось переполниться радостью, но он не мог, он утратил эту замечательную способность.