Глен Мид - Кровь фюрера

Он почувствовал, как по телу прошла дрожь страха. Взглянул на ладони. У него дрожали руки, на ладонях выступили капельки пота. Ему казалось, что руки у него не прекращали дрожать в течение последних сорока восьми часов. Ему было жарко, несмотря на кондиционер. Глубоко вдохнув, он медленно выдохнул.

«Расслабься, амиго. Оставайся спокойным. Иначе ты умрешь еще до того, как все начнется».

Он взглянул на часы. 5:30.

Ему нужно было переодеться, после чего уже пора было выходить.

По вечернему городу в потоке машин медленно двигался большой черный «мерседес». Стеклянная перегородка между водителем и пассажирами была поднята, так что сидящие в салоне могли спокойно поговорить.

Сгустились сумерки, и Майер смотрел сквозь тонированные стекла на огни. Маленькие машины ехали мимо «мерседеса» по дороге с тремя полосами движения. Они подъезжали к городу. Скоро начнется последняя встреча в этой ужасной стране.

За окном медленно проехал старенький желтый пикап, дребезжащая развалюха. За рулем восседал индеец в ковбойской шляпе, а рядом с ним расположилась его толстая жена с плачущим ребенком на коленях. Стекла в машине были опущены, радио изрыгало звуки парагвайской губной гармошки. На заднем сиденье в пикапе, как обезьянки, прыгали пять-шесть неугомонных замызганных темнолицых детей. Один из них нагло скорчил Майеру рожу и показал ему голую задницу.

«Эти грязные идиотские латиносы!» Майер с отвращением отвернулся. И как его люди могут здесь жить? Он взглянул на Крюгера. У Майера больше не было сил терпеть.

— Так что это за новости?

— Царкин. Он застрелился два дня назад.

Майер удивленно поднял брови.

— Так он умер?

Крюгер кивнул.

— Впрочем, ему оставалось всего лишь несколько часов. Рак. Так что он решил покончить со всем побыстрее. Послал перед этим письмо Францу. Написал, что боль стала невыносимой, и попросил прощения за то, что не смог терпеть.

Майер кивнул, смутно припоминая, что Франц что-то говорил ему о болезни Царкина.

— Это большая потеря, — сказал Майер, а потом его поразила мысль, ужасная мысль. — А его бумаги?

Он обеспокоенно взглянул на человека с серебристыми волосами, сидящего напротив.

Тот улыбнулся.

— Нет нужды паниковать, Иоганн. Царкин сжег все свои бумаги. Все. Их ничто не может навести на наш след. Ничто.

— Наши люди все проверили?

На этот раз ответил Крюгер.

— Франц пришел в дом после того, как полицейские ушли. Волноваться абсолютно не о чем. Франц поговорил со слугами. Полиция считает, что это, несомненно, суицид.

— Он проверил кабинет Царкина и его вещи?

— Там были только старые фотоальбомы. Он их забрал.

— А банковская ячейка Царкина?

— Он сам все оттуда взял. Сжег документы перед тем, как спустить курок. — Он взглянул на Майера. — Я уверен, что Франц проверил все тщательнейшим образом.

Майер кивнул и спросил:

— А организация встречи?

— Царкин сказал, что договорился с гостиницей, как обычно. Франц проверил и это, чтобы не было сомнений. Все в порядке. — Крюгер помолчал и, улыбнувшись, сказал: — Он был осторожным человеком, наш старик Николас. Осторожным — как в жизни, так и в смерти.

Крюгер отвернулся к окну, а мужчина с серебристыми волосами откинулся на сиденье.

Майер поступил точно так же, чувствуя облегчение.

Эрнандес приехал в «Эксельсиор» в полшестого и оставил «бьюик» в двадцати метрах от пожарного выхода, ведущего к парковке.

Удостоверившись, что поблизости никого нет, он прошел к двери, коснулся ладонями металла и толкнул дверь. Она запирались на засов изнутри, так что открыть ее снаружи было невозможно. Он уже проверил, легко ли она открывается. Скорее всего, ему не придется ею воспользоваться, но Руди не хотелось рисковать. Ничто не должно было помешать двери открыться, а ему попасть на парковку.

Неподалеку стояло несколько металлических мусорных баков — в двадцати метрах от запасного выхода из кухни, однако они не мешали открыть дверь. Он, удовлетворившись увиденным, вернулся к машине, взял чемодан и оставил дверь машины незапертой.

Потом Эрнандес пошел к входу в гостиницу.

На нем были темные очки и синий деловой костюм, который он не надевал уже много лет. Костюм вышел из моды и был мал ему на размер, но со свежей белой рубашкой и голубым шелковым галстуком Руди смотрелся респектабельно. Переодевшись после душа, он едва узнал себя в зеркале: набриллиантиненные волосы зализаны назад, они казались гуще и темнее, чем обычно.

Войдя в ярко освещенный холл, он направился прямо к стойке администратора. За ней стоял толстый человек в темном костюме и сортировал какие-то документы.

Когда Эрнандес подошел, толстяк поднял голову.

— Да, сеньор?

— У меня на сегодня заказан номер. Меня зовут Феррес.

— Секундочку, сеньор. — Толстяк повернулся к компьютеру и что-то набрал на клавиатуре коротенькими пальцами. — Сеньор Феррес. Номер 104. Второй этаж. — Подняв голову, он вежливо улыбнулся. — Это наш последний свободный номер, вам повезло.

«Надеюсь», — поду мал Эрнандес. Он вчера позвонил в гостиницу, чтобы сделать заказ, и тогда объяснил администратору, что уже останавливался у них и жил на втором этаже, и ему очень понравился вид из окна, поэтому он предпочел бы номер именно на втором этаже. Он долго ждал у телефона, пока клерк проверял, есть ли у них подходящий номер, и вздохнул с облегчением, когда тот сообщил, что есть, но только на двоих. Эрнандес сказал, что заплатит за номер на двоих.

— Сеньор заплатит наличными или кредитной карточкой?

— Наличными, — сказал Эрнандес. — И я хотел бы заплатить сейчас. Я собираюсь уехать завтра рано утром.

— Да, конечно.

— Кроме того, ко мне ненадолго придут друзья. Я хочу, чтобы в номер прямо сейчас отнесли бутылку шампанского и бутерброды.

— Ну конечно, сеньор. Непременно. Я сейчас займусь этим. — Толстенький администратор взял трубку и позвонил кому-то из обслуживающего персонала, сообщив номер Эрнандеса и его заказ. Положив трубку, он еще раз деланно улыбнулся. — Секундочку, сеньор, я выпишу вам счет, а потом попрошу кого-то помочь вам с багажом.

Через три минуты Эрнандес, оплатив счет, вышел из лифта на втором этаже. Посыльный с чемоданом Руди проводил его до номера в конце коридора — через пять дверей от номера Царкина, на противоположной стороне коридора. Ему необходим был номер на том же этаже. Он решил, что раз это был последний свободный номер, это хороший знак. Вечером, позвонив в «Эксельсиор», он пошел в гостиницу, чтобы проверить расположение номеров в коридоре. Этот номер был просто идеальным — он находился не слишком близко и не слишком далеко от номера Царкина.

Эрнандес вошел за посыльным в номер. Мальчик зажег свет, поставил чемодан на подставку и стал ждать чаевые. Эрнандес дал ему на чай, мальчик заулыбался, пожелал ему хорошего вечера и ушел.