Глен Мид - Кровь фюрера

— Мы ничего не заказывали, — вежливо сказал Крюгер. — Должно быть, вы ошиблись номером.

— Правда, сеньор? М-м-м… Приношу свои извинения…

Официант посмотрел на лист бумаги в руке, потом на номер комнаты, и сказал:

— Нет, сеньор… Номер 120. Шампанское и закуски. В знак признательности от администрации гостиницы.

Крюгер открыл дверь. Он увидел шампанское в серебряном ведерке с колотым льдом, аккуратно разложенные закуски, а потом опять удивленно посмотрел на официанта.

Официант показал ему заказ на гостиничном бланке.

— Видите, сеньор… тут так написано. Комната 120. Шампанское и бутерброды.

Крюгер взял листок бумаги, внимательно его изучил, а потом отдал официанту. Тот пожал плечами.

— Если вы отказываетесь это принять, сеньор, я могу все увезти. Это не проблема. — Он вежливо улыбнулся. — Это новая бесплатная услуга для наших гостей.

Крюгер посмотрел на тележку с едой. Ему хотелось пить, он устал, а в комнате было так жарко! Холодное шампанское и закуски выглядели очень соблазнительно.

— Очень хорошо. Заходите.

Крюгер отошел в сторону, а официант медленно вкатил тележку и расположил ее в центре комнаты, поближе к столу, где сидели остальные мужчины.

Когда он взял бутылку шампанского, чтобы откупорить ее, темноволосый человек сказал:

— Оставьте. Мы сами обо всем позаботимся.

Официант кивнул, на его лице читалась благодарность.

— Как пожелаете, сеньор. Я могу вам еще чем-нибудь помочь, сеньор?

— Нет, спасибо.

Официант поправил льняную скатерть, переставил два стакана, тихонько кашлянул.

Крюгер понял намек, поспешно достал бумажник и вручил официанту банкноту.

— Muchas gracias [6] Muchas gracias — большое спасибо ( исп. ). .

Крюгер внимательно к нему присмотрелся и заметил шрам на щеке молодого человека.

— Как тебя зовут?

— Рикардес, сеньор. Марио Рикардес.

— Позаботься о том, чтобы нас больше не беспокоили, Марио.

— Да, сеньор. Конечно, сеньор. Если вам еще что-нибудь понадобится, сразу же звоните администратору.

Крюгер нетерпеливо кивнул. Эрнандес повернулся лицом к двери, спиной к седовласому мужчине, и увидел, что громадина блондин прячет руку за спиной. Когда Эрнандес проходил мимо блондина, стоявшего у открытой двери, у него перехватило дыхание. Он почувствовал, как страх сжал его горло.

Отгоняя страх, Эрнандес обернулся, еще раз окинул взглядом номер, стараясь, чтобы этого не заметили, и улыбнулся.

— Buenas tardes, сеньоры.

Взявшись за дверную ручку, он слегка поклонился, глядя на мужчин у стола: усталый мужчина в синем помятом костюме, седовласый мужчина… Он закрыл за собой дверь, сделал три-четыре шага, а потом глубоко вздохнул. Эрнандес чувствовал капельки пота на спине, на шее, на лбу.

«Господи Иисусе…»

Он быстро пошел в свой номер.

Мужчины снова сели к столу. Майер почувствовал облегчение. Появление официанта дало ему желанную паузу. Горло уже пересохло от разговоров в душной комнате, и он все еще ощущал последствия обезвоживания после долгого перелета. Ледяное шампанское выглядело очень соблазнительно, но с этим придется подождать. Майер облизнул сухие губы. Теперь нужно было ответить на все вопросы.

Седовласый мужчина наклонился вперед, глядя прямо на него.

— Что с кораблем? — деловым тоном спросил он.

— Груз заберут из Генуи, как мы и договаривались. — Майер кивнул.

— А итальянец?

— Его нужно будет устранить, но я хочу удостовериться, что груз не вызовет никаких подозрений. Лучше подождать, пока Бранденбург заработает. А потом мы разберемся с ним, как и с другими.

Седовласый мужчина согласно кивнул, а потом внимательно посмотрел на Майера.

— Те, кто говорит о своей лояльности… Мы должны быть в них уверены.

— У меня есть подтверждение их надежности. К тому же их родословные безупречны.

Крюгер беспокойно заерзал в кресле и посмотрел на Майера.

— А турок?

— Тут я проблем не вижу.

Крюгер спросил:

— А эта девушка… вы абсолютно уверены, что мы можем на нее положиться?

— Она нас не подведет, я вас уверяю. — Майер взглянул на пожилого мужчину. — Изменений в списке имен нет?

Мужчина уверенно помотал головой.

— Их всех нужно убить.

— А ваше путешествие, — продолжал Майер, — все уже организовано?

— Мы уезжаем из Парагвая шестого.

Майер поочередно посмотрел на мужчин.

— Распорядок… может быть, нужно еще раз все проверить?

Оба кивнули.

Майер провел кончиком пальца по краю воротника. Даже с кондиционером жара была невыносимой. Уровень влажности составлял, по меньшей мере, девяносто процентов. Майер страдал от духоты и хотел, чтобы встреча поскорее закончилась. Осталось не более десяти минут, он был в этом уверен. Крюгер захочет еще раз все повторить. Он снова облизнул сухие губы и взглянул на тележку с едой, привезенную официантом, на горлышко бутылки шампанского, выглядывающее из ведерка со льдом. Ему хотелось выпить бокал пенистого прохладного напитка, чтобы утолить жажду. Он повернулся к Крюгеру.

— Тут очень жарко. Пожалуй, я выпью воды.

Крюгер кивнул.

Майер встал и подошел к боковому столику, где стояли графин с водой и несколько стаканов на серебряном подносе. Он налил себе стакан тепловатой воды и выпил ее, глядя на ледяное шампанское на тележке. О Боже, как же ему хотелось шампанского! И закуска выглядела соблазнительно. В самолете он почти не ел. Эта проклятая тележка начала его отвлекать. Майер допил воду и налил себе еще стакан. Ему хотелось убрать тележку подальше, убрать за пределы видимости, его отвлекал и волновал сам вид этой вкуснейшей, соблазнительнейшей еды и прохладного шампанского в ведерке со льдом.

Он наклонился и слегка толкнул тележку, удивился, что она так легко катится. Он увидел, как она быстро покатилась по ковру и ударилась о письменный стол в углу, зацепив по пути лампу, чуть не сбив ее.

Обернувшись, Майер увидел, что Крюгер поднял глаза от своих бумаг. Вернувшись на свое место, Майер подумал, что, если бы встреча закончилась поскорее, было бы просто здорово.

Все было в порядке, пока Эрнандес не услышал треск в наушниках. Он нервничал, сидя на кровати, курил сигарету. Японский приемник лежал перед ним, кассета все еще медленно вращалась. Мужчины говорили на немецком, языке его матери, Эрнандес слышал голоса очень отчетливо, и запись разговоров, ведущихся в номере 120, продолжалась.

В детстве мать говорила с ним как на испанском, так и на немецком, иногда и на гуарани, этой странной, выразительной смеси языков испанцев и индейцев, на которой предпочитали говорить простые парагвайцы. Однако немецкий язык он считал родным, а его отец парагваец ненавидел этот язык, но мать настаивала, чтобы они говорили на нем.