Андре Мальро - Надежда

К середине февраля 1937 г. потери эскадрильи были уже столь велики, что командование приняло решение расформировать ее.

Она выполнила свое последнее задание, прикрывая с воздуха эвакуацию жителей Малаги, которых преследовали итальянские фашисты.

В перерывах между боями Мальро делал наброски к роману, многие страницы которого посвящены боевой жизни его эскадрильи.

В конце февраля Мальро отправился в США и Канаду, чтобы собрать средства, необходимые для закупки оружия и медикаментов, в которых остро нуждались испанские республиканцы. Перед отъездом Долорес Ибаррури вручила ему памятный диплом за эффективную помощь республике. Через тридцать пять лет в Москве она скажет биографу Мальро: «Я уважаю его, это мой друг, потому что он любит Испанию и оказал нам большую помощь».

В течение месяца Мальро вел кампанию в поддержку Испанской республики на Восточном побережье США, затем отправился в Калифорнию и завершил свою поездку в Монреале в начале апреля 1937 г. Выступления Мальро, его речи и рассказы мало что знавшей об Испании американской аудитории уже содержат не только фактический материал для «Надежды», но и главные темы, составившие идейное содержание романа.

Обращаясь к американской интеллигенции, Мальро рассказывал, с каким уважением испанский народ относится к своим писателям: «Я видел в Испании, как поэт Альберти читал на арене свои стихи двумстам тысячам крестьян, которые слушали его, затаив дыхание. Я видел, как одного анархиста, который хотел спалить церковь, где находится могила Сервантеса, остановил другой анархист и показал ему, чья эта могила; и тогда первый начертил углем над распятием: „Тебе повезло, он тебя спас“ со стрелкой. Он — это был Сервантес».

Отношение Мальро к вопросу о роли и месте писателя в современном мире вполне определенно характеризует другая история.

Ноябрьской ночью 1936 г., рассказывал Мальро, в осажденном Мадриде он встретил на улице во время бомбежки прохожего, который тащил огромный свиток бумаги. На подобной бумаге редко пишут, и такая рукопись всегда заинтересует писателя. Я останавливаю прохожего: «Что это у вас за рукопись?» — Слышны разрывы бомб. — «Это не рукопись, — отвечает он кротко. — Я меняю обои в своей квартире».

Человек, писатель он или нет, вправе, по мнению Мальро, менять свои обои по ночам, когда, может быть, решаются судьбы мира. «Возможно, — говорил Мальро, — что книги этого человека, если он писатель, не будут от этого ни лучше, ни хуже; но было бы лучше, если бы он не требовал от других такой же позиции и не забывал, что уважение, которым окружены писатели в этом мире, было заслужено скорее теми из них, кто с незапамятных времен бросался в сражения, а не теми, кто остался в стороне. И, конечно, он не сможет забыть, что дань уважения, которую отдадут впоследствии испанским писателям, будет такой глубокой благодаря их лучшему поэту — Гарсиа Лорке, смерть которого обогатила бессмертный дух мужества».

Вернувшись в Европу, Мальро продолжал работу над рукописью «Надежды», оставаясь в то же время в гуще антифашистской борьбы — выступал в прессе, на митингах, на майских днях солидарности с испанским народом, продолжал нелегальную переправку антифашистов через Пиренеи, вернулся в Испанию для участия во Втором международном конгрессе писателей в защиту культуры. В конце 1937 г., за пятнадцать месяцев до конца войны, он опубликовал «Надежду».

Роман был написан по горячим следам и в разгар событий. Его действие охватывает период от начала франкистского мятежа до первой крупной победы республиканцев при Гвадалахаре в марте 1937 г. — события, ставшего символом «Надежды». Мальро создал политический роман-эпопею, который прозвучал для современников призывом занять свое место в борьбе с фашизмом. Он писал его торопясь, как бы устремляясь в атаку, и эта сознательная поспешность вошла в саму структуру повествования, придав ему черты репортажа, стремительный ритм и интеллектуальное напряжение.

«Надежда» была воспринята как реалистическое произведение, документально правдивое и, несмотря на его полифоничность, безусловно «ангажированное». Персонажи романа, наделенные каждый «суверенным» сознанием, в смуте истории ищут сплав действия и мысли. Они устремлены к разрешению труднейших, а для иных и роковых вопросов жизни: что может человек, как ему победить, как сделать надежду реальностью?

Если в романах Мальро о китайской революции еще трудно увидеть живой Китай, его крестьян, рабочих и солдат, то «Надежда» передает глубоко национальный — испанский — и в то же время интернациональный характер войны. Испанский народ живет в романе и в своей массе, и в его отдельных представителях, таких как Ларго Кабальеро, Д. Ибаррури, М. де Унамуно и др., и в вымышленных персонажах. С первых же строк автор погружает читателей в трагедию анархистов Барселоны, пожарников Мадрида, бойцов, идущих на приступ Алькасара, гражданской гвардии Хименеса, солдат Мануэля, летчиков Маньена. Стремительно сменяющие друг друга сцены строятся в романе вокруг двух фабульных стержней — действий эскадрильи Маньена и создания народной армии (линии Мануэля). Книга написана от третьего лица, действия в ней показаны через восприятие персонажей — их около тридцати. Главные, выделяющиеся характерными силуэтами, — испанцы (за исключением француза Маньена и итальянца Скали), и хотя об их личной жизни мы знаем мало, Мальро удалось создать незабываемые литературные образы, живые не столько своим индивидуальным психологическим измерением, сколько своей укорененностью в испанских и, как ощущали современники, общечеловеческих проблемах. Эти проблемы определили основные темы романа: справедливый характер антифашистской войны, трудное формирование республиканской армии и «мужественное братство» республиканцев, питающее «надежду».

Ключевое понятие Мальро-антифашиста — «братство» — противопоставлено в романе «унижению», на которое обрекает миллионы испанцев старый порядок. Мотив извечной нищеты людского удела, метафизической тревоги, звучавший как один из сильнейших в первых романах Мальро, в «Надежде» уступает место героике коллективного действия в больших и малых эпизодах войны и одновременно напряженной мысли о необходимости эффективно действовать, оставаясь верным своим убеждениям.

«Есть справедливые войны, — говорит руководитель республиканской разведки Гарсиа, — как наша сейчас», и в этой мысли заключается одна из важнейших тем романа. Сто восемьдесят пять (из двухсот!) генералов с благословения церкви подняли мятеж против законно избранного правительства; их всячески поддерживают режимы Муссолини и Гитлера. Мальро показывает, как неразрывно сопротивление испанского народа путчистам связано с его стремлением к революционным изменениям в стране — праву на труд, образование, человеческое достоинство. Летчик Маньен видит, что неграмотные крестьяне яростно сражаются с охотничьими ружьями в руках, чтобы отстоять свое право на землю, — первое условие их достоинства. «Я хочу, чтобы люди знали, ради чего они работают», — говорит Маньен. Старый виноградарь Барка никогда не мог смириться с презрительным отношением помещиков к крестьянам, с тем унизительным положением, при котором крестьяне обязаны выказывать почтение своим хозяевам. В госпитале, страдая от полученных ранений, он тем не менее уверен в своей правоте, только «братство», считает он, может противостоять «унижению». Ученый-этнограф Гарсиа надел военную форму не потому, что ждет от народного фронта «самого благородного правительства», а потому, что хочет, чтобы «изменились условия жизни испанских крестьян».