Бертольд Брехт - Дни коммуны

Франсуа. Мне придется срубить яблоню.

Мадам Кабэ. Это необходимо?

Входят Жан и Бабетта.

Жан, Бабетта, вы слышите. Франсуа хочет срубить яблоню.

Бабетта. Не надо.

Жан. С этой яблоней посередине никогда не выйдет порядочная баррикада. Но пусть она остается, если ты так хочешь. (Похлопывает ладонью по пушке.) Есть для тебя снаряды или нет их, а все-таки с тобой лучше, что бы ни говорили генералы, включая наших собственных.

Вместе с Бабеттой они развертывают полотнище с надписью: "Вы такие же

рабочие, как мы".

Вот наш лозунг - смотри, Франсуа.

Они укрепляют плакат над баррикадой, лицом к противнику.

Пусть читают. Это должно быть сказано.

Мадам Кабэ. Не знаю, Жан, не знаю. Если это те же, что были раньше в армии... Эти темные парни из провинции, которые батрачат по шестнадцать часов в сутки, и сынки разорившихся лавочниц... Даже сапожники и те считают, что они сделаны из лучшего теста, чем рабочие.

Жан. И все-таки, мама, может быть, они что-то поймут, когда эти слова будут поддержаны ружейным огнем,

XIII

На площади Пигаль в один из дней кровавой майской недели. У баррикады готовые принять бой Женсвьева Герико, Жан Кабэ, Франсуа Фор и двое штатских. Немецкий кирасир подносит ящик с патронами "папаше", находящемуся в укрытии возле стены. Тяжело раненная неизвестная женщина лежит в бреду под другим укрытием. Доносится грохот орудий. Слышен барабанный бой - сигнал атаки на

близлежащие улицы. Яблоня в центре баррикады в полном цвету.

Франсуа (кричит громко). Если бы Ланжевен и Коко были живы, они давно пришли бы. Их нет уже три дня.

"Папаша". Коко жив, увидите... Если Париж отбросит сегодня всю эту версальскую шваль, то она рассеется раз и навсегда.

Франсуа. Они хорошо вооружены. У них митральезы... Знаете, я замечаю, что новые времена всегда спешат вооружить своим оружием шакалов старых времен.

"Папаша". Восемнадцатого марта мы могли уничтожить это осиное гнездо за каких-нибудь два часа.

Франсуа. А ты как думаешь, Жан?

Жан. Как ты уже сказал мне однажды: мы ничего не знаем.

Женевьева. Но мы учимся, Жан.

Жан. Да, учимся подыхая. Очень нам это поможет.

Женевьева. Поможет, Жан. Они, кажется, снова идут.

Жан. Нет еще. Чем нам поможет знание, Женевьева, мне и тебе, когда мы умрем?

Женевьева. Я говорю не о тебе и не о себе. Я сказала - "мы". А мы - это больше, чем я и ты.

Жан. Я только надеюсь, что этого "мы" у нас хватит в тылу и на флангах.

Шум битвы несколько утихает.

Раненая (приподнимается; говорит ясно и раздельно). Послушайте, - я живу в доме пятнадцать по улице Синь, напишите на стене у двери, что со мной случилось. Напишите для моего мужа. Мое имя Жарден.

Франсуа. Хорошо. Улица Синь, дом пятнадцать.

Раненая. Мы хотели дальше сражаться с пруссаками, потому что нам сказали, что они не вернут нам сразу пленных. У меня двое в плену. А теперь они возвращаются, теперь они приходят вот так. (Указывает рукой на пространство за баррикадой.) Чего им там про нас только не наговорили! Мне снова худо... (Падает, начинает бормотать в бреду.)

Франсуа. Они зверствуют оттого, что их заставляют.

Жан. Надо бы отнести ее в дом.

Франсуа. Нельзя, она не хочет. Она боится пожара.

Жан. Но здесь она мешает.

Франсуа. Не очень, Жан. И ведь она же сражалась.

Жан. Да, она стреляла, она умеет держать ружье.

Барабанный бой совсем близко.

Они штурмуют улицу Бланш.

Входит Пьер Ланжевен, за ним - мальчик.

Ланжевен (пытаясь отослать мальчика). Уходи! Я тебе приказываю! Ты тут только мешаешь.

Мальчик делает несколько шагов, потом останавливается, поджидая Ланжевена.

На улице Бланш необходимо подкрепление.

Жан (пожимает плечами). Где Коко?

Ланжевен (качает головой, глядя на "папашу", затем). Уступите им кирасира?

"Папаша". Привет Коко... Нет, Фриц понимает только меня. Что происходит в ратуше?

Ланжевен. Там нет никого. Все на баррикадах. Делеклюз пал на площади Шато д'О. Верморель ранен. Варлен сражается на улице Лафайет. У Северного вокзала бойня такая, что женщины бросаются на офицеров, бьют их по щекам и сами становятся к стенке. (Уходит, мальчик за ним.)

Жан. Дела очень плохи, он даже не спросил про мать.

Мадам Кабэ и Бабетта приносят суп.

Мадам Кабэ. Дети, вы должны поесть. Но у меня нет лука. И зачем вам носить кепи, нам ничто уже не поможет, а по этим шапкам вас опознают. Жан, тебе придется есть разливательной лож... (Протягивает ему разливательную ложку и внезапно падает.)

Жан. Мама!

Франсуа. Они стреляют с крыш!

"Папаша" (рычит). В укрытие! Она только ранена, в руку. (Подбегает к мадам Кабэ и тащит ее в дом.)

Бабетта, потрясенная, собирает тарелки и идет за "папашей". На полпути

к дому она падает.

Женевьева (удерживая Жана). Жан, не смей идти туда.

Жан. Но она же только легко ранена.

Женевьева. Да.

Жан. Нет, тяжело. (Идет.)

Франсуа. Они идут. Огонь! (Стреляет.)

Жан (вернулся к баррикаде, стреляет). Проклятые псы! Псы проклятые!

Один из штатских убегает. "Папаша" возвращается. На улице слева появляются солдаты, становятся на колено, стреляют. Франсуа падает. Залпом сбит плакат. Жан показывает на него и падает. Женевьева уносит красный флаг с баррикады в укрытие у стены, откуда стреляют "папаша" и кирасир. Кирасир падает.

Следующей пулей ранена Женевьева.

Женевьева. Да здравствует... (Падает.)

Из дома выползает мадам Кабэ и смотрит на павших. "Папаша" и штатский продолжают стрелять. Из окрестных улиц с ружьями наперевес бегут к баррикаде

солдаты.

XIV

С городских валов возле Версаля буржуа смотрят в бинокли и лорнетки на

разгром Коммуны.

Дама. Больше всего боюсь, чтобы они не сбежали в сторону Сент-Уэна.

Господин. Не тревожьтесь, сударыня. Еще позавчера мы подписали договор с саксонским кронпринцем, что немцы никому из них не дадут уйти. Эмили, где корзиночка с завтраком?

Другой господин. Какое возвышающее душу зрелище! Огни пожаров, математическая точность движения войск! А эти бульвары! Только теперь начинаешь понимать всю гениальность Османа. Какой замечательный замысел эти парижские бульвары. Помните наши споры: украшают ли они столицу? Теперь можно не сомневаться - они, во всяком случае, помогают ее умиротворению!

Сильные взрывы. Буржуа аплодируют.

Голоса. Это здание мэрии на Монмартре. Особо опасное гнездо.

Герцогиня. Бинокль, Анета. (Смотрит в бинокль.) Великолепно!

Дама подле нее. Ах, если бы бедный архиепископ дожил до такого часа! Как он мог не выменять архиепископа на этого Бланки? Право, это несколько жестоко.

Герцогиня. Глупости, моя милая. Он отлично все объяснил, с классической, поистине латинской ясностью. Этого апостола насилия, Бланки, парижская шваль считала равным армейскому корпусу, а за убийство архиепископа - господи, прими его душу - они заплатят двумя корпусами. Ах, смотрите, вот он - он сам идет!