Вадим Шарапов - Доля ангелов

Он многозначительно показал глазами вверх.

- От Самого, что ли? - спросил Телегин с почтением.

- Да кто их знает. Там целый совет наверху, так и не разберешься сразу, от кого... Главное, что прилетело. Снимают меня с хранителей.

- А куда же теперь? - Семен Петрович удержался от язвительного замечания, хотя ему очень хотелось сказать о том, что нечего хлопать ушами на посту. Но ангел понял и насмешливо улыбнулся.

- Раз уж прохлопал... ушами, то пойду теперь газетами торговать. В поездах.

- Да ты что? - охнул Телегин. - Прямо вот так? И что, все ваши, такие... провинившиеся, туда идут?

- Ну, смотря кто и за что.

Ангел закурил еще одну сигарету, потом спохватился и предложил пенсионеру из своей пачки. Телегин с сомнением закурил.

- А мне можно? - спросил он. - Я ж, вроде как, в реанимации, да еще и на вентиляции легких.

- Петрович, - проникновенно сказал его бывший ангел-хранитель, - ну чего ты спрашиваешь? Я же не доктор, я не знаю - можно тебе или нет... А вообще, сам подумай - ты сейчас тут сидишь, в кресле, с ангелом разговариваешь. Можно тебе сигарету-то?

Телегин решил, что можно и задымил в свое удовольствие.

Ангел тем временем продолжил рассказ. Получалось, что самым суровым наказанием для неудачливых хранителей была торговля в электричках.

- Ты представляешь хоть, каково это - ваш мысленный галдеж все время слушать, не имея возможности его отключить? - спросил человек в белом. - Когда до этого все время только одного слышишь, и то временами хочется отупеть и оглохнуть напрочь... не обижайся, Семен Петрович. А тут - целые вагоны трепотни, и языком и без языка! Особенно без... такую пургу метете, страшное дело. И заглушить, как мы это обычно делаем, никак нельзя, не положено, это тоже в наказание входит. Но самое главное то, что надо эти проклятые газеты все продать, обязательно. Не продал - срок удлиняется еще. Вот и мучаемся...

Дальше Петрович узнал, что сильнее всего везет тем бывшим хранителям, кто торгует сувенирами в купейных вагонах скорых поездов.

- Там тишина, мыслей немного, все газеты читают или книжки. А уж в вагонах типа СВ и подавно - половина вагона пустая, а если где пассажиры есть, то люди серьезные, при деньгах, им не кроссворды нужны, а что-нибудь поинтереснее - платки пуховые оренбургские или подстаканники серебряные. Хотя с другой стороны, это как подумать, везет ли...

Неудачливый хранитель вздохнул.

- Проверяют-то, как в купейных справляешься, цыганки.

- Цыганки? - изумился Телегин.

- Ага. Самые строгие экзаменаторы. Они-то на этом деле собаку съели. В буквальном, кстати, смысле, но сейчас не об этом. Ходят за тобой, зыркают. Проводники их не видят, потому как цыганкам-проверяющим умение дано, заговорное Слово. А сами смотрят внимательно, глазищами своими. И если, не дай... - кхм... не дай кто, не справился ты, не сумел продать сувенир подороже - все, пометочку на особом платке ставят. Каждая пометочка... хотя тебе об этом лучше не знать, дружище. Крепче спать после реанимации будешь.

Ангел прислушался к чему-то и кивнул сам себе головой.

- Закончили, кстати... Скоро у тебя наркоз действовать перестанет, в себя придешь. Ты приготовься, ощущения будут так себе. Зато живой.

- Да уж! - все-таки не удержался от язвительности, прорвавшейся в голосе, Семен Петрович. Но тут же устыдился и спросил тихонько:

- Слушай, а эти... немые? Ну, которые ходят в поездах и всякие наборы продают? Они что, тоже из ваших?

- Эти... - ангел тяжело вздохнул и потушил сигарету прямо об столешницу. - Эти, Петрович, из наших. Самые наказанные. Я бы сказал, обиженные, если ты меня, конечно, правильно поймешь. Эти своего человека и вовсе упустили. На тот свет. Глупо упустили. За это они не только дара речи лишены, но и мысли читать не могут. Полная тишина. С мыслями-то, как я на них ни ругаюсь, все-таки полегче, если подумать. Можно разузнать, чего покупатель хочет, да и впарить ему под это дело товар. А так...

- И что, если справился - обратно отпускают? - поинтересовался пенсионер. Темнота стала потихоньку светлеть, и вместе с этим Телегин почувствовал, как тело, до этого бывшее невесомым и воздушным, словно бы понемногу тяжелеет, втискивается в привычную оболочку. Было это неприятно и как-то даже неправильно.

- Вроде того. Только уже не в хранители. Они за время наказания меняются сильно. Ни любви, как говорится, ни тоски, ни жалости. И поэтому уже служат по другому ведомству.

- И кем?

- Карающими ангелами... - неохотно процедил сквозь зубы человек в белом. Он еще раз прислушался и вдруг поднялся мгновенно, перегнулся через низкий стол и с сокрушительной, но мягкой силой толкнул Семена Петровича в грудь. Темнота порвалась в клочья, и, проваливаясь куда-то вниз, к серому беспощадному свету и боли, Телегин услышал вдогонку:

- Не держи зла, Петрович. Бывай...

Отлежавшись в больнице, Телегин через полгода, к весне все-таки оклемался. Врачи советовали свежий воздух и легкий сельский труд. Всю жизнь проработавший токарем, Сергей Петрович мысленно пожелал врачам самим, от забора до заката, горбатиться на родных нечерноземных просторах, но делать было нечего. Уступив настояниям жены, которая напилила из мужа целый мешок опилок, требуя «оздоравливаться немедленно», он собрался и, как только сошел снег, поехал на дачу.

И вот сейчас он сидел в переполненном вагоне и провожал взглядом спину своего бывшего хранителя.

Минут через двадцать тот вернулся и помахал Петровичу пачкой «Мальборо» через стекло вагонной двери. Тогда Телегин поднялся и, переступая через связки тяпок и лопат, неловко извиняясь перед соседями, начал пробираться в тамбур. Давешняя бабка тихо, но зло пробубнила ему в спину что-то, но пенсионер не обернулся.

В тамбуре, несмотря на разбитое дверное стекло, было накурено так, что можно было повесить даже не топор, а целую пилораму. Ангел («Бывший, чего уж там», - мысленно поправил себя Телегин) стоял в углу, прислонившись широким плечом к зеленому железу двери и курил. Его лицо показалось Семену Петровичу каким-то огрубевшим, жесткие морщины опускались от углов рта. Хотя может быть, это только казалось - в прошлый-то раз колеблющееся пламя свечи не давало как следует это лицо рассмотреть. Да нет, точно не показалось.

- Как сам, Петрович? - устало спросил ангел. - Удивительно получается, даже не ожидал, что свидимся еще раз...

- Да сам - как сала килограмм, - отшутился Телегин. - Видишь, еду на пахоту, чтоб ее... Здоровьишко укреплять.

- Здоровьишко, это хорошо, - человек, а вернее, нечеловек в сером застиранном плаще поморщился и потер висок. Семен Петрович заметил, что в руках у него уже не было ни одного журнала.

- Все продал? - спросил он.

- А? Да, продал, наловчился уже...

- И долго тебе еще?