Вадим Шарапов - Доля ангелов

- Вискарь это, - авторитетно сказал Серега Стеклов, разливая по стаканам в электроцехе самогон, заботливо припрятанный в рабочем шкафчике, подальше от глаз начальства. Мужики понимающе закивали головами. Стеклов считался знатоком мудреных напитков - не зря же он ходил электриком в загранку на пассажирском лайнере, пока не списали за драку. Там всякого нахватаешься, в загранке-то.

- И не просто вискарь, - продолжал развивать свою мысль Серега, - а особо дорогой, такой в магазине не купить.

Последняя капля из бутылки упала в стакан (точно по рубчик, глаз-алмаз!), и мозолистые ладони потянулись к символической закуске - корочкам черного хлеба, заботливо припасенным на газетке «Наш Перегон». Но тут случилась заминка. Самый старый электрик, Федор Пошехонов, работавший в электроцехе чуть ли не с брежневских времен, повертел корочку хлеба в заскорузлых пальцах, понюхал ее, шевеля мясистыми ноздрями, и аккуратно положил обратно на газету.

- Дак тут занюхивать-то и не надо, коллеги, - полушутливо сказал он. - Это же не сивуха. Это, можно сказать, нектар!

- Точно, - вразнобой согласились коллеги. И стало вдруг даже как-то удивительно - отчего раньше-то занюхивали?

Потом стаканы поднялись с верстака и были немедленно выпиты до дна.

А спустя пять минут Михалыч, он же Боря Сарапулов, «Старшой», легко разогнул поясницу и встал со стула. Потом расстегнул рубашку и, повозившись, под недоумевающими взглядами мужиков достал из-под нее пояс из собачьей шерсти.

- Как и не было чертова радикулита! - объявил он, широко улыбаясь. - Две недели я эту штуку таскал, шевельнуться лишний раз боялся. А теперь все, как новенький!

- А у меня зуб вырос, - тихо сказал Колька Фомин, слесарь-практикант, совсем еще пацан. - В драке выбили два года назад, а денег не было, так с дыркой и ходил... А как проставлялся на прошлой неделе за испытательный срок самогоном от Петровны, так потом и вырос. Во!

И Колька продемонстрировал белый зуб на месте старой дырки.

- Чу-де-са, ешкин хвост! - протянул в тишине Пошехонов. - А ну, колитесь, мужики, кто еще чем обзавелся и чего лишился?

Тут все загомонили, перебивая друг друга. Выходило, что у каждого или прошла какая-то хворь, или наоборот - появилось что-то очень полезное. Кто-то обзавелся острым, прямо-таки орлиным зрением и закинул очки в самый дальний ящик стола. У кого-то прошла хромота («Ногу на вахте перебило, когда клапан вышибло»), кто-то больше не кашлял надрывно, после двадцати лет курения по-черному. Короче, всем досталось.

- У меня язва прошла, - припечатал напоследок Михалыч.

- Точно прошла? - засомневался Пошехонов. - Может, просто притихла, зараза такая? Доктора чего говорят?

- Того и говорят, - отозвался Михалыч, - снимок делали вчера. Говорят - нету у тебя никакой язвы, иди отсюда, рентген на тебя еще тратить зря.

- А ведь это не Петровна, коллеги, - задумчиво сказал Стеклов, - ее-то аппарат мы все знаем. Не Петровна. А, похоже, тот, кто у нее комнату снимает. Но вот об этом чтобы кому чужому - молчок!

- Что мы - не с понятиями? - обиженно протянул Колька Фомин.

- Сиди уж, понятливый! - под общий смех дал ему легкий подзатыльник Старшой.

Петровна, конечно, была бабкой жадной и ушлой. Ни одного рубля не упускала, а почуяв, что самогон, который она гнала как обычно, не меняя рецептуры, вдруг стал продаваться лучше, тут же цену на бутылку подняла, и даже обзавелась лицензией на продажу, хотя в какие сумасшедшие деньги ей это обошлось - никто не допытывался. Но подняла цену не сильно, чтобы покупателей не спугнуть. Хотя куда там - «спугнуть»! К ней шли и днем, и ночью, тихо стучались в дверь, протягивали заветные сторублевки, заначенные от жен. И жены тоже шли - втайне от мужей. Напиток бабы Таси творил чудеса без различия пола и возраста.

А на кухне, у мятого самогонного аппарата, всегда сидел, приткнувшись в теплый угол, босоногий и крылатый гость. Читал всякую макулатуру - Донцову там, или «Бешеного против Лютого» и тихонько, без особого интереса, прикладывался к стакану. И вместо резкого духа плохой браги, как бывало раньше, теперь по всей квартире и даже за окнами пахло чем-то цветочным и странным. Никаких пьяных драк в окрестностях больше не случалось, и даже (неслыханное дело вообще) починили футбольное поле, столы во дворе и стали играть в шахматы.

Даже статья появилась в газете. Там, конечно, все переврали, и на целую полосу расписали о сознательных жителях под руководством мэра города, который сам возглавил борьбу за чистоту и культуру быта. Не написали о том, что мэр у Петровны бывал не раз, особенно после того, как стопка самогона избавила высокое начальство от запущенной болезни, за которую уже не брались врачи даже в Израиле.

Вот только мэр молчал, как рыба. И босой постоялец, теперь прятавший серые крылья под длинным старомодным плащом, оставался неизвестным для чужих. Даже та странность, что любая бутылка, протянутая Петровной в обмен на рубли, попадала к покупателям недолитой на пол-пальца, никого не смущала.

- Это моя доля, - однажды сказал бабе Тасе гость. И больше не сказал ничего.

- Его доля, - согласился участковый лейтенант Назаров, рассматривая свое лицо в зеркале перед утренним бритьем. Глубокого шрама, который десяток лет назад Назарову оставил один бандюган, располосовав все лицо до кости - теперь не было и в помине. Просто гладкая кожа и целехонький глаз, который больше не слезился от того, что веко срослось криво.

- Это ты про что, Петя? - не поняла жена, которая в комнате собиралась на работу.

- Помнишь, Даш, мы с тобой недавно кино смотрели? Ну, английское? Там еще про парня было, такого хулигана, которого приговорили к отработке, а он полюбил виски дегустировать... Как называлось-то?

- «Доля ангелов» называлось, я хорошо помню, - зажав губами шпильки, невнятно проговорила жена.

- Вот! - обрадовался Назаров. - Это, значит, его доля и есть.

- Так он что... - замерла Дарья у зеркала - Он...

- Вот и молчи, Дашка, - усмехнулся участковый. - Вот и молчи.

Все так и шло бы - потихоньку, без всякого лишнего шума и пыли. Если бы не сынок Миловановых. Люди хорошие, работящие, жили на соседней от Петровны улице. Всю жизнь в поселке, никуда и не выезжали, да и зачем? Вот сынок - другое дело. Игорь Милованов обосновался в Москве. Там и университет закончил, а потом даже в Шотландии учился. И жену себе нашел там же - веселую рыжую девицу Дженни, которая как-то сразу полюбилась соседям, когда Игорь первый раз привез ее в гости к родителям.

- Надо же, - одобрительно сказала даже злобная старуха Галкина, днями напролет просиживающая у подъезда в компании такого же «комитета бдительности», - а рожу-то не кривит и здоровается от души, как я на нее не рычала. Девка, видать, недурная эта Женька.