Вадим Шарапов - Доля ангелов

Он сказал это с какой-то веселой злостью, резко дернув подбородком.

- А потом? - спросил Игорь. - Вас... того?

- Того... - ангел улыбнулся. - И этого. Гнев высших сил был ужасен. Мне сообщили, что лучше бы я поступил, как первый Падший ангел, тогда все было бы не так страшно. Он-то просто отступник, а я выпил легенду... Очнулся я на окраине вашего поселка и сразу почему-то пошел в магазин.

- Но... - возразил шотландец ошарашенно. - Это же было двадцать лет назад!

- Вероятно, да, - ангел пожал плечами. - У нас вообще не быстро дела делаются, торопиться-то некуда. Иногда годик-другой уходит только на то, чтобы галстук по цвету к рубашке подобрать. Так что со мной, можно сказать, разобрались молниеносно. Бах! - и я уже босиком, черт-те где, почти в одних крыльях и с жуткой жаждой. Которая никогда не проходит. Кстати, а что там с той вискикурней-то?

- Сгорела, - убитым голосом ответил отец Дженни. - Дотла, прямо в уголь. И та бочка тоже.

- Вот же... - сокрушенно пробормотал гость. - Ни себе, ни людям. Узнаю методы...

- То есть, вот так все закончилось? - недоуменно спросил Игорь.

- Пока не закончилось, - меланхолично отозвался ангел. - Теперь я не могу напиться. Долю брать могу, выпивать могу, и даже нетрезвым все время хожу. А вкуса не чувствую. Но привычка есть привычка. А вот побочный эффект вы сами испытали. Любая бурда, в которой есть хоть какой-то процент спирта, с моей помощью невольно превращается в некий эликсир. Абсолютно бесполезный для меня самого, зато очень полезный для всех остальных. О, котик! Привет!

Ангел нагнулся и почесал голову старому седому коту Барсику, приковылявшему из своего угла под батареей.

- Что с ним? - строго спросил он.

- Да старый уже просто, - удивленно ответил Платон Андреевич. - Ему как раз уже лет двадцать в этом году исполнится. Игорьку было семь лет, в первый класс пошел, когда мы Барсика завели. Вот он и ковыляет, старичок наш. Но бодрый еще, если дело до колбасы!

- Поили? - спросил ангел.

- Он же кот! - возмутилась Наталья Петровна.

- А это неважно, - мягко сказал гость. - Вы ему в блюдце налейте, или откуда он там у вас воду пьет. Несколько капель. И все.

- Но...

- Мужик дело говорит! - нахмурился на жену старый кузнец. - Всем помогает, а коту что, не поможет?

И недрогнувшей рукой капнул в миску Барсика из своего стакана. Седой кот подошел, понюхал, посмотрел на хозяев и коротко мяукнул. Потом сунул морду в миску и стал лакать.

Молчание нарушил шотландец.

- Сэр, - сказал он. - Я вас умоляю! Может быть, вы согласитесь поехать со мной? Все условия, сэр! Лучшая вода, отборный солод!

- Будто лошадь зазывает, - захихикала Наталья Петровна на ухо мужу.

- Т-ш-ш! - отозвался тот.

- Спасибо, - невозмутимо кивнул ангел. - Это хорошее предложение. Но дело в том, что за пределами этого поселка я полностью бесполезен. Можете смело взять карту и обвести Красный Перегон кружком - дальше мне хода нет. В смысле, со мной ничего не сделается, я не превращусь в пепел. Просто, никаких чудесных свойств больше не будет. Хоть литрами на меня лейте спиртное, хоть купайте в нем. Такое вот наказание. Или чья-то шутка. Узнать бы, чья.

- То есть, - скорбно сказал отец Дженни, - Шотландия осталась без легенды...

- Всегда есть шанс, - подмигнул ему крылатый. - Я так понимаю, по закону шотландским виски считается только тот, который произведен на территории Соединенного королевства?

- Верно, сэр. С этим ничего не поделать.

- Ну, тогда у вас есть простой выбор.

Барсик снова мяукнул - басовито и звонко. Все оглянулись и посмотрели на кота, в блестящей шерсти у которого не было ни единой сединки. Смотрели долго.

- Я понял, сэр, - сказал шотландец.

Шотландская вискикурня «Брюс, Уоллес и сыновья» стоит на самой окраине Красного Перегона, рядом с озером Шапкуль, там, где кривой мыс и сосняк на нем, и где самая чистая вода, такая чистая, что каждую песчинку на дне видно, даже на самой середине. Солод исправно поставляет маленькое фермерское хозяйство по соседству, и, надо сказать, отличный солод.

Вискикурня выпускает только одну марку напитка. Черная с серебром этикетка украшена фамильным гербом владельца, а ниже четкими буквами напечатано:

Шотландский солодовый самогон

«ДОЛЯ АНГЕЛОВ»

Тройная перегонка

Если зайти внутрь (это мало кому удается, потому что на входе строгая охрана), то в углу, у самого большого куба, сияющего начищенным медным боком, можно увидеть кресло-качалку, а в кресле - худого человека в длинном старомодном плаще, аккуратно заштопанном в нескольких местах. Человек сидит, положив босые ступни на распиленную напополам бочку из-под испанского хереса, и читает какой-то макулатурный детектив в мягкой обложке. Книгу он держит в правой руке, а левой, словно бы машинально, поглаживает гладкий бок куба. Ему хорошо, и кажется, будто куб тоже доволен, мягко отсвечивая в свете ламп.

По вискикурне бродит кот Барсик, гроза крыс, которых, впрочем, здесь нет. Ему уже перевалило за двадцать пять лет, но по виду не дашь и пяти. Суеверная старуха Галкина, благодаря самогону избавившаяся от артрита, как-то, перекрестившись, беззлобно сказала:

- Не иначе, девятую жизнь разменял, вот же везучий котяра!

У самого Барсика на этот счет особое мнение, но он предпочитает только мяукать.

За самогоном приезжают из всех краев. Баба Тася, она же главбух вискикурни «Брюс, Уоллес и сыновья», ведет строгий учет каждой бутылке.

Но это, конечно, не считая доли ангела. Которая здесь изрядная.

Однажды ночью, когда наступает недолгое спокойствие (кубы проверены, время следующего обхода еще не настало) человек в кресле-качалке медленно откладывает в сторону дешевый детектив и подносит тонкие пальцы к губам. Он говорит тихо, но его голос слышно в каждом уголке освещенного лампами зала.

- Я чувствую, - говорит он. - Я снова чувствую.

Города бывают разные.

Один, бывает, поманит солнцем и хорошей погодой, но потом, как только ты приехал и осталcя здесь чуть дольше - погоды как ни бывало, и нахмуренный город глядит на вас во все глаза своих заплаканных дождями окон. Другой с первого взгляда тебе говорит без слов: ну, чего встал? Шагай отсюда, не на что здесь смотреть. И щурится в спину узкими грязными улочками. Третий равнодушно примет и даже не заметит, в такой-то людской толчее и свете рекламы. Миллионы через него прошли, еще миллионы пройдут, что ему до одного человека?

Харьков - город солнечный. Ему незачем притворяться.

Особенно летом, да по субботам, когда так хорошо пройтись по Сумской, поглядывая на булыжники мостовой, блестящие под утренними лучами, подмигнуть каменной ящерице с отбитым хвостом, а потом свернуть куда-нибудь на Рымарскую и пойти мимо маленьких магазинчиков в сторону Бурсацкого спуска, где уже деловито разгружают свои коробки завсегдатаи книжного развала. Если не жалеть времени и не бояться перепачкать пальцы черной пылью старых переплетов, то здесь всегда можно отыскать что-нибудь интересное: не книгу, так старую открытку или значок. Или хотя бы услышать - просто постоять в сторонке, прислонившись к забору и терпеливо слушать, как шелестят страницы и переговариваются теплым харьковским говорком их хозяева.