Вадим Шарапов - Доля ангелов

Не доходя пары шагов до Брана, Эйольв остановился как вкопанный, и тяжело выдохнул. Руки его, вроде бы спокойные и твердые, ладонями лежали на широком кожаном поясе, но встревоженная Гудред заметила, что пальцы мужа побелели, мертвой зваткой вцепившись в тяжелую узорчатую застежку. Тишину нарушил голос ирландского гостя.

- Привет тебе, Эйольв, сын Кормака, прозванный ныне Хромым, и известный среди многих людей. Я пришел к тебе с миром, как гость. Если можешь ты принять мою руку и забыть старые распри, то вот он я, стою перед тобой. Если же крепка у тебя память о старом, то все равно - вот он я, стою перед тобой.

«Старые распри? О чем он?» - метнулась мысль в голове Гудред, но она не могла отвести взгляд от ладоней мужа, закаменевших на поясе.

- Здрав будь и ты, Бран Мак Кумхайл, - хрипло отозвался Эйольв, - ведь так тебя зовут?

- Да, это мое имя, - спокойно согласился Мак Кумхайл, - но, чтобы никто из твоих родных не посчитал меня обманщиком, я могу назвать и то, под которым меня знают многие. Меня еще называют Фиан Мак Дабх, по-вашему - Сын Черного...

Сдавленно охнула Гудред, выронив из рук миску. Упав на пол, глиняная миска разлетелась вдребезги, но никто даже не заметил этого. Торир, подхватив от порога рабочую секиру, шагнул к Эйольву, но замер, повинуясь взмаху руки. Браги, средний сын Хромого, с маха едва ли не на половину длины вогнал себе в палец толстое шило, которым вертел дырку в ремне - и зашипел от жгучей боли, не отрывая остановившегося взгляда от высокого человека, назвавшего себя Сыном Черного.

Фиан Мак Дабх! Не единожды, долгими зимними вечерами Эйольв, нянькая сначала сыновей, а потом, когда они выросли - и внуков, рассказывал им длинные истории о кровной мести между двумя родами - кланом Мак Дабх из Коннахта и кланом Мак Мойр, владевшим землями на самом севере Ульстера. Ведь на самом деле и сам Эйольв Хромой, Эйольв Мак Мойр, был родом оттуда, из Ирландии, но мало кто знал об этом - так давно его корабль пристал к пустому берегу Исландии, где и вырос хутор, со временем разросшийся в достатке и благополучии. Но сам Эйольв никогда не забывал, что его отец, Кормак Мак Мойр, был убит одним из клана Мак Дабх - убит из-за ссоры на лесной тропе. И долгие годы после этого вражда бушевала, как беспощадный лесной пожар, в котором сгорели все воины клана Дабх, кроме одного лишь мальчишки - Фиана. Эйольв не однажды вспоминал, как он с двумя братьями настиг-таки последнего из врагов у реки, прижав его к обрывистому берегу. Но, когда взметнулись мечи, раненый Фиан Мак Дабх словно обезумел. Рыча, как дикий зверь, с пеной, клубящейся на губах, он разбил головы двоим братьям Эйольва, а сам, после удара мечом в грудь, прыгнул в реку и скрылся под водой, оставив только кровавые струи.

Больше о нем ничего не слышали, а вскоре и Эйольв уехал прочь из Ирландии, отправившись в Норвегию, где тогда правил конунг Хальфдан, прозванный людьми Щедрым на золото и Скупым на еду. Годы прошли в походах и лязге мечей, пока сам Эйольв, охромев в сражении, не осел здесь, в Исландии, подальше от тяжелой руки любого конунга. Родной дом? О нем Хромой и не вспоминал, да и о чем было вспоминать, ведь родни там не осталось, всех сгубила давняя вражда.

И вот сейчас Фиан Мак Дабх, его последний кровный враг, стоял напротив и спокойно глядел Эйольву прямо в глаза - безоружный, бездоспешный, не желающий враждовать, хотя право мести оставалось за ним, ведь Эйольв когда-то напал первым.

Медленно, очень медленно, почти незаметно, ручища Хромого двинулась к ножнам висевшего на поясе короткого меча, который Эйольв еще не успел снять и положить в сундук. Когда его пальцы уже нащупали рукоять, Фиан Мак Дабх чуть повернулся. И стало ясно: еще мгновение - и вон та щербатая, но острая и тяжелая секира со стены, выложенная серебром, окажется у него в руках быстрее, чем кто-нибудь из мужчин успеет двинуться с места. И тогда начнется кровавая пляска железа среди брызжущей крови, и старое пламя разгорится с новой силой. Тишина стала невыносимой, рвущей слух, точно натянутая струна.

И вдруг где-то в углу тихонько заревел насмерть перепуганный непонятным молчанием взрослых маленький Скарпхёддин, а вслед за ним всхлипнула Торгильд, готовая тоже расплакаться. У Эйольва дрогнули напрягшиеся плечи; и разом расслабились окаменевшие скулы ирландца, разошлась складка между бровями. Еще пару мгновений Эйольв Хромой, хозяин хутора Кривой долины, смотрел в глаза своему последнему врагу Фиану Мак Дабху, а потом неожиданно широко улыбнулся. Шагнул вперед, грудь в грудь к ирландцу. И протянул руку. Фиан рассмеялся и стиснул, точно клещами, широкую ладонь.

- Кто старое помянет, тому несдобровать, - прогудел Эйольв. - При всех объявляю ныне - с этого дня я забыл всякую вражду между нашими родами, Фиан Мак Дабх, принявший имя Бран Мак Кумхайл. Отныне я буду называть тебя этим именем.

- Да будет так, Эйольв Мак Мойр, - торжественно сказал ирландец.

- Ну, а теперь - чего все застыли, как камни? Хозяйка! Ты чего это держишь гостей голодными, куда это годится? - взревел Эйольв, но в его рыке не было слышно никакой злости, так что даже разревевшийся Скарпхёддин вмиг притих. Тишина лопнула, как ветхий бычий пузырь в окне под напором свежего ветра. Люди вновь загомонили, обмениваясь шутками, и чувствуя, как уползает прочь, извиваясь змеей, холодок пережитого страха. Теперь все по-иному поглядывали на Брана Мак Кумхайла, но не было здесь ни одного враждебного или тяжелого взгляда.

- А что случилось-то? - опомнился Кольбьерн, средний сын Эйольва, который только-только вошел в дом и теперь недоуменно хлопал глазами. Ответом ему был новый взрыв хохота.

- Садись уж... - добродушно проворчал хозяин, кивнув сыну. Опомнившаяся Гудред уже снова суетилась, тащила внуков умывать лицо и руки, рассаживала гостей и родню за столом. И, словно точку наконец-то поставили во всем, что случилось - это старый Торир оттаял глазами и поставил секиру подальше, за лавку у входа.

- А послушай-ка, жена! - вновь гаркнул Эйольв на весь дом, так что все повернулись к нему. - скажи работникам, пусть достанут самое лучшее пиво, которое есть у нас на хуторе! Сегодняшний день того стоит, и если на тинге мы победили в долгой и нудной тяжбе, то сейчас у меня появился новый друг, да такой, какие на дороге не завалялись!

Мак Кумхайла, заметно смущенного, усадили по правую руку от хозяина, поднесли самый большой ковш черного крепкого пива. И лишь когда ирландец, весело сверкнув белыми зубами, залпом осушил ковш, фыркнул, отдуваясь и расслабился окончательно - лишь тогда стало понятно, насколько он устал. Как будто ожидание встречи с врагом было тем железным стержнем, что поддерживал его в напряженном спокойствии хищного зверя. а вот теперь стержень убрали, выдернули прочь из тела, и разом ссутулились плечи, обмякли мышцы и даже вроде как седина сверкнула в густой бороде. Зато теперь Бран без устали сыпал шутками и рассказывал одну за другой истории, да такие, что даже неулыбчивая Гудред, прислушиваясь, то и дело тряслась от смеха, а сам Эйольв вместе с сыновьями хохотал так, что дрожало пламя в очаге и тряслась посуда на столе. В краткий миг передышки, когда изрядно захмелевшие гости опять принялись за еду, прозвучал вопрос шурина Эйольва, которого звали Рагнар Лысый.