Макс Аврелий - Моленсоух. История одной индивидуации

ЕМ: 25. Zero «Zero Point».

Суть этого распространённого феномена одиночества в мире людей, пусть даже самых близких, в тот день впервые откровенно заговорила со мной о своём вожделении. Маленький несуразный одиночка, задыхающийся от дыма, в пяти шагах от умных и сильных взрослых. «Дурачок-чудачок», не сумевший достучаться до кого бы то ни было, чтобы найти помощь в поиске ответов на вопросы, заразившие кровь моего детства бациллой отвращения к реальному миру, той самой бациллой известной людям во времена римской империи под названием Tadeum Vitae [13] Taedium vitae – Отвращение к жизни ( лат .). . Но это я знаю теперь, а тогда вместе с воздухом я глотал дым и, кашляя и плача, я тёр и выпучивал «детства моего чистые глазенки», глядя вверх. Я должен был прочесть проклятое бурое слово. Я знал, что если не сделаю этого, то что-то очень важное для меня, для моей дальнейшей жизни будет потеряно. И от этого мне стало страшно, и это чувство было ещё одним сделанным мной в тот вечер открытием, я боялся чего-то ужасного, что теперь может произойти со мной вследствие возможной неудачи в настоящем – так мной был открыт страх перед будущим. От огня в коридоре загорелось что-то ещё, несмотря на дым, стало вроде бы даже светлее. Ну, давай, продолжай складывать, уговаривал я себя. От слишком яркого огня и дыма всё моё существо начало обволакивать лютой жутью, от которой начали подкашиваться ноги. Однако у меня была полная ясность того, что я должен сделать сейчас. Я знал, что надо было ещё раз прочесть первые два слова, чтобы не забыть. Но тогда, главное… Следующая буква «М»? Нет, точно – «Л»! Дальше – «С», «Г»? Или это «Е»? Да, это «Е»! Затем, эта буква, как её… Ведь я знаю её, мы учили её вместе с Радиком… Я не мог вспомнить, как она произносится. Может быть «П»? Такие две палочки, а по середине одна поперёк… «Менстросперм» вдруг пронеслось в голове, и я увидел эту букву, написанную углем… И тогда мне показалось, что я слышу, как где-то далеко по железной дороге мчится состав. Но, это была лишь первая мимолетная ассоциация, а затем я узнал этот звук, на этот раз это было точно не жужжание, это были вертолёты, пропеллеры вертолётов… Я понял – это Сигнал! Это мой Сигнал. Сигнал для меня! Подняв глаза к потолку, я увидел только чёрные клубы дыма, а вокруг меня был огонь. Надо прятаться. Я забежал в туалет, внутри него огня не было, я бросился в угол возле унитаза. Тут же сзади меня раздался грохот – в коридоре что-то тяжёлое упало на пол с крыши. Крыша горела, перед туалетом возникла стена огня, меня обдало нестерпимым жаром… Значит я умру, понял я… Несмотря на то, что мне было пять лет, теперь я помню очень отчетливо это ощущение, выражающееся словами «сейчас я умру». Я понимал, что надо попытаться вырваться, ведь где-то здесь, совсем рядом в проём в стене выпрыгнула Сашка, но от леденящего ужаса перед лицом смерти, мои ноги не слушались меня. Единственное, что у меня получалось, это забиваться по глубже под унитаз, я как будто силой воли уменьшал размеры своего тела. А ещё я слышал грохот падающих бревен или, что там могло быть ещё… Сейчас, я помню только, что когда в моей голове пронеслась мысль «я сгорю заживо», я вдруг почувствовал, как какая-то неведомая сила поднимает меня в воздух, и в следующую секунду я увидел испуганное бородатое лицо человека в шапке ушанке.

Это был мой папа, но об этом, мне стало известно, спустя несколько дней, когда в больницу ко мне пришла мама с Элей на руках, с Радиком и Кирой. Только папы не было, он покупал дом.

ЕМ: 26. Cabaret Voltaire «Doubled Delivery».

Как же давно всё это было и словно не со мной, думал я, глядя на маленькое окошко под потолком, в котором за мелкой железной сеткой тускло светила желтая электрическая лампочка. Словно теперь я вспоминаю чью то жизнь или смотрю фильм. А с другой стороны, все это было словно вчера и с кем же ещё, как не со мной. Со мной, как и всё, что я видел теперь. Эти стены, решётка под потолком, параша, крики охранников на продоле. С Радиком, мы были двойняшки, и истории наших судеб, по крайней мере, в их начале, развивались параллельно. Когда я попался, нам с Радиком, который еще на воле получил прозвище «Гиря», было по 17 лет, и к этому времени, он уже год отсидел на малолетке и пять у него было впереди. Его историю, я расскажу чуть позже. Вообще, иногда я размышлял о том, что могу попасть в тюрьму, если буду так рисковать, но не знал, что всё будет так быстро и просто.

«Наибольшую опасность для Вселенной представляет мощный поток отрицательной биоэнергии из следственного изолятора, сокращенно – СИЗО. Здесь она аккумулируется, нагромождается и пронизывает космическое пространство на тысячи световых лет. В замкнутой, тесной среде собираются сотни и даже тысячи озлобленных личностей, которые только усиливают жестокость и коварство друг друга». Это было мнение майора милиции некоего Валерия Маруги, во время дежурств в участке написавшего целую книгу о вреде действующей пенитенциарной системы для Вселенной. Однако это было мнение профессионала с той стороны, а с этой, не всё выглядело так однозначно.

В СИЗО было весело. Наша хата № 17 (по тюремному «Один-Семь»), располагалась очень выгодно по тюремным понятиям, находясь между двух стратегически важных пунктов, одним из которых была женская «осужденка», а другим – взросляковая хата, где к тому же сидел необходимый для нашего правильного арестантского развития блатняк. Блатные всегда с уважением относились к малолеткам как к своей будущей смене. А потому грели и отмазывали нас, бедолаг, от злой тюремной мусарни. Что касается ковырялок, то они вели себя, как настоящие воровские жучки, помогая в нелегком освоении кичмановского быта своими эротическими малявами и рассказами через решку.

Уголовная лирика предстала передо мной здесь во всей своей суровой и пьянящей красе: стопроцентная феня (малолеткам по-фраерски базарить западло), наколки пешней на жжёнке, самокрутки-папироски, густой, как деготь, чифир, жиганская пацанячья взаимовыручка и поистине ницшеанское презрение к слабым, трусливым и продажным. Единственное, что меня мучило, это невозможность заниматься музыкой и то, что эти ребята, которые были рядом, были все тем же обычным, как правило, колхозно-деревенским сельповским быдлом, нахватавшимся модных в райцентрах и сельпо блатных неологизмов и лагерных представлений о том, что такое канать по жизни. Однако, как правило, эти «райцентровские авторитеты» и становились основным материалом, помимо его воли использовавшимся всей пенитенциарной системой в борьбе с преступностью (ЕМ: 27. Kirilian «Nutzak») претворяя в жизнь обещание вождя революции относительно того, что преступность эта, мол, сама себя изведёт. Методика сниспосланного Центральным Комитетом самоуничтожения для малины была проста: когда-то этой самой зелёной тогда еще малине была привита идеология, по содержанию и форме вроде бы являвшаяся альтернативой «коммунистическому новому порядку» и в то же время походившая на единственно правильный и реально осуществимый план выживания преступного мира в «коммунистической системе».