Макс Аврелий - Моленсоух. История одной индивидуации

ЕМ: 30. Edgar Froese «AF 765».

Когда родители купили дом в районе ВДРМ, нам с Радиком предстояло пролить много мочи, пота и крови, осваивая новые территории. Под предлогом стандартной прогулки по свежему воздуху мы покидали дом. Чтобы найти приключение, достаточно было просто идти определённое время в каком-нибудь направлении. Справа от дома, через заросшее травой поле на высоком земляном валу стояла Дистанция, один из филиалов Станции. На подходах к Дистанции, у подножья земляной высоты нас встречали три огромные железнодорожные цистерны, снятые с платформ. Железной трубой они были подсоединены к вышке, стоящей на дистанции железной дороги, одна линия проходила через всю территорию станции, как желудочно-кишечный тракт. Со стороны дистанции она всасывала в себя новые объекты, а дефекация происходила на Задворках пусть пока ещё лишь отдалённо знакомого, но уже врезанного в память Керамзавода. За вышкой дорога скрывалась за массивными железными воротами. Всё вокруг было заколдовано и ржавое железо, и земля под ним, и спящие чутким сном чёрные птицы на проводах, и сама станция, весь город и все его жители. Цистерны утопали в полыни, но, в отличие от полыни СМП и ВДРМ, полынь Дистанции была с рыжеватым оттенком. Земля на всей территории Дистанции была залита бензином, соляркой, мазутом, тосолом и прочими жидкостями, название и назначение которых мне неведомы. Правее от цистерн холм образовывал впадину по горизонтали. По вертикали это метров десять. Ни много ни мало. Зимой такой спуск становился настоящим горнолыжным комплексом, и паломничество к нему тянулось со всего города. Мы с Радиком убили здесь не одни лыжи и санки и за семь зим, проведённых вместе, пролили грамм по сто крови каждый.

Правее спуска, располагался сильно выдающийся вперёд холм со значительной плоскостью. Это один из самых загадочных и манящих объектов станции. В этом холме под открытым небом лежал глубокий лабиринт. Скорее всего, некогда это было служебное помещение, обслуживающее Дистанцию. Позднее вместе со многими техническими объектами, построенными в годы освоения целины, подвальное помещение было выведено из эксплуатации, обескровлено и брошено. Впрочем, все эти странные заведения были покинуты взрослыми. Но погибли они лишь в смысле техническом, только не в физическом, тем более метафизическом. Все эти гигантские водонапорные башни, баки, цистерны, подвалы, лабиринты, агрегаты электроснабжения и питания, пассажирские вагоны с выбитыми стеклами и не поддающиеся описанию необъяснимого назначения сооружения, были отринуты и брошены цивилизацией взрослых, но не детьми. Дети торчали здесь чуть ли не круглые сутки. По одному, по двое, впятером или целыми добровольными отрядами самоубийц. Они не шли сюда за смертью, но она всё же поджидала их, укрываясь за всеми этими железяками. Дети разгуливали здесь наяву, как будто ничего не подозревая, исследуя скрытую природу реальности, которая еще десяток лет назад была открыта для них. Порой эти в прямом и переносном смысле злачные места посещали и взрослые люди. К примеру, любившие водку казахские псевдокоммунисты не отказывали себе в удовольствии побродить вокруг мест, избираемых местной бледнолицей шпаной от шести до тринадцати лет для своих игр. Распивая бутылочку где-нибудь на какой-нибудь ступеньке, дяденька-казах с серьёзным видом подзывал к себе мальчика говоря при этом что-нибудь типа «э-э-э, якши спросить, хочу» или «Парнишка жаксы бола, ты мне скажи…» и т. д. Велись на это не многие ребята. Пусть, они и лазили по трущобам, но это вовсе не значит, что они были глупы, чтобы завязывать общение с незнакомым да еще к тому же пьяным взрослым человеком с темной кожей. Что касается тех, кто был старше двенадцати лет, то они делали это только потому, что у них могли быть на то свои достойные серьезного отношения причины. Во-первых, дяденьку можно было упоить, шандарахнуть чем-нибудь по башке, обобрать и сваливать с трофеями, а во-вторых, эти дядьки понимали, что крутится здесь пацанва из бедных семей, а потому за общение могли заплатить. Реальными рублями. Один, а то и два, хотя может и три, но это уже в каких-либо чрезвычайных случаях.

Подходит пацан к дяденьке, тот приглашает присесть рядышком, всё это время мелет всякую чепуху. Затем, так или иначе, уговаривает парня дернуть глоток спиртного, пользуясь дешёвыми психологическими приемами, что вот, родители из тебя что хотят, то и делают, а ты уже большой парень, а такой трус, а вроде взрослый на вид. Ну, в общем, уговорить хоть и сложно, но можно.

После того как пятьдесят, а то и сто грамм выпиты, дяденька входит в роль сказителя-акына эротических былей. В основном у всех у них, за редким исключением, была одна и та же таинственная история про якобы толстовскую баню. Надо заметить, что в общении незнакомого взрослого и ребенка всегда, когда речь вдруг заходит о сексе, последний испытывает некий гипноз или даже транс. Это как раз то, что испытывает жертва, загнанная в угол, видя пред собой нож и ледяные глаза убийцы, это всё тоже печально известное молчание ягнят. Мужчина рассказывает мальчику, как барин взял Милашку за волосатый треугольник, чтобы проверить упругое ли влагалище [16] Здесь, и далее авторская интерпретация оригинального текста приписываемого народной молвой Алексею Николаевичу Толстому. , а сам в этот момент кладёт руку на член мальчика, который твердеет, так как в данный момент он и есть эта самая голая Милашка, а её влагалище – пенис мальчика, и в то же время дядя-акын превращает мальчика в барина. Мастерски рисуя картинку, он держит мальчика в трансе, настолько мощном, что ребёнок не в состоянии определиться. Дяденька не пытается расстегнуть ширинку своей жертве, и это не создает для последней дискомфорта. Хотя рука мужчины становится более властной, но и рассказ становится более откровенным. Милашка опустилась перед распаренными раздвинутыми ногами барина на колени, и он гладит её по голове, говоря ласковые слова. Милые подруженьки, поглаживают промежность Милашки, покрывают поцелуями плечи, сладострастно мнут налитые соком белые груди, тут барин возьми, да Милашкины губы сахарные к животу и прижми. И хотя Милашка не дура, понимает, что к чему, но естество изо рта ужо не выпускает, так как Бариново, хозяйское значит. Здесь то как раз русская непокорная, но по-азиатски глубоко извращенная душа и ждёт, когда ткнут в это самое, а уж когда ткнули, то давится, слезами истекает, но терпит во имя рожна и из любви к оному, потому и говорит, что против рожна не попрёшь, потому как оно есть рожно, потому то оно и нужно. И какого говорит тебе ещё рожна надо! Дядя играет яичками раскрасневшегося мальчугана, не особо балуя вниманием пенис, а то не дай бог кончит раньше времени. Мальчик смотрит на дядю с раскрытыми глазами и благодаря искусному слову, чуть ли не воочию видит, как нежные девственные с каплями пота на пока ещё целомудренном пушке губы Милашки открываются и целуют огромную лиловую, похожую на красно-сизую дагестанскую сливу головку барского орудия любви. А барин, проявляя свое хозяйское начало, кладет широкую длань на голову девушки, словно надевает её на кол. Делает он это сначала вроде и аккуратно, но почувствовав лихо, вонзает рожно своё девушке прямо в гортань.