Василий Фомин - Легенда о царице. Часть вторая. Земная богиня

Правда, взамен его, оттуда с возмущенным кряком вылетели две утки.

– Ты что это натворил, гаденыш! – подскакивая, возопил оборванец.

В руках у него неожиданно оказалась увесистая дубина, многообещающе прогудевшая над головой вестника и то только потому, что тот успел увернуться.

– Вы, что, расстроились из-за такого пустяка? – искренне удивился вестник.

– Да, нет. Это я так, просто. – несколько туманно пояснил его собеседник продолжая размахивать немудреным оружием. – А вот сейчас расстроюсь.

Увернувшись несколько раз от дубины, вестник счел разумным отступить и кинулся наутек, однако, пущенное вслед умелой рукой оружие ближнего боя вскоре настигло его и вкусно приложилось к спине.

– Уй, б….! – взвыл наш герой, выгнувшись весьма картинно. – Уй, же ж, моя поясныця! Ну, египетская рожа!

Он широко, по-крестьянски, размахнулся и смачно впечатал подбежавшему оборванцу под глаз.

– На! Жри, нильская рванина!

Оборванец шлепнулся навзничь, затем встал на четвереньки и вестник, пользуясь удобным положеньем тела, дал ему здоровенного пинчища. Противник подскочил и в свою очередь (а что поделать – военная удача переменчива) кинулся наутек. Вестник бежал за ним, пиная в задницу, и злорадно приговаривал.

– Да не стесняйтесь вы ей-богу. Угощайтесь, угощайтесь, угощайтесь!

Но тут убегающий спотыкнулся и вестник, не успев затормозить, перелетел через него и пропахал носом прибрежный ил. Противник тут же оказался сверху и, схватив за волосы, начал тыкать евойной физиономией в вонючую субстанцию, извергнутую священной рекой. Так еще, изверг мучительский, издевательски комментировал:

– И вы, достойнейший, отведайте уж нашенского угощенья. Ведь бог Тот велел делиться. Не так ли?

– Буль… ы… тьфу! – говорил вестник, – пусти засранец, а то я рассержусь и не на шутку. Буль. Все, уже сердиться начинаю. Буль-Буль-Буль.

– Да, вы ж совсем и не поели. – продолжал возить лицам вестника по грязи оборванец.

– Ну, я рассердился не на шутку!

Вестник ухватил правое запястье мучителя обеими руками и вывернул ему кисть. Противник повалился рядышком в грязюку, но сумел вывернуться, и они уселись друг напротив друга, тяжело дыша и недружелюбно поглядывая.

– Ну, че набрался мудрости, чесоточная обезьяна?

Вестник зачерпнул горсть грязи и – чвяк! – с размаху залепил в противную физиономию свежего знакомца. Тот медленно протер глаза и – тьфу! – плюнул вестнику в рожу, тот, конечно же, увернулся, но, оказалось, это был отвлекающий маневр. Пока вестник следил за траекторией полета плевка, оборванец так же горстью грязи залепил ему физиономию, да еще и дважды.

– А это уже плагиат. – отплевываясь сказал вестник.

– Зато оформление богаче. Еще кушать будете?

– Не, переходим к водным процедурам.

Встав на четвереньки, оба поползли к воде отмываться.

Кстати, все это время, онагр сидел на песке, почему-то не ввязываясь в драчку, а наоборот – с интересом наблюдая, по собачьи склоняя голову то на одну, то на другую сторону.

– Так и знал, что тебя обязательно принесет нелегкая. – сообщил промывая физиономию оборванец.

– Привет тебе, великий мастер.

– Сразу догадался?

– После вашей подсказки, мастер.

– Ты же знаешь – в Черной Земле теперь другой великий мастер.

– Я в убогости своей считал, великий мастер не должность, а степень познания сущности вселеленной и сущности своей.

– Эка хватил! Сущность вселенной – ха! Свою понять бы убогую и немощную сущность.

– Нельзя же, в самом деле, познав нечто потом этого не знать. Я предполагаю, что это напоминает беременность у женщин – от нее никуда не денешся. Либо она есть, либо нет ее.

– Почему же? Можно разродиться и это происходит рано или поздно. Иначе в беременности столько же смысла, как и в отсутствии ее. Ну, в самом деле, нельзя же быть беременным одним и тем же постоянно – когда-нибудь придется и рожать. Это со мной и произошло.

– И чем же вы беременны сейчас.

– У меня очень мучительные были роды, теперь мне нужен перерыв.

– Хотелось бы помучиться и мне вместе с вами. По-моему настала ситуация для поучительной истории из вашей жизни и у меня аж уши завернулись.

– Ну что ж, приведем их в изначальное положение. Я ведь происхождением совсем не из знати, но с детства отличался острым умом и терпеньем и очень тем гордился, потому, что обошел многих из знатных. Однако очень скоро понял, что терпение и ум совсем не моя заслуга – это мне дано богами. Чем же было мне гордиться? Меня влекло желание повелевать людьми, но не силой власти или оружия угрозой, а могуществом ума и твердой воли и я овладел таким искусством. Однако, овладев им, я понял и свою собственную сущность и люди стали мне неинтересны. Желание повелевать ими тут же пропало. Зачем же мне нужно древнее и тайное искусство? Я полюбил поэзию и любил искренне и верно, но в один момент пришла ко мне мысль – а почему сказанное в рифму всеми принимается за истину неоспоримую? Срифмовать можно и любую ахинею. Изучал я древних мудрецов – один сказал нам то, другой сказал вот это, а вот тот сказал совсем наоборот. С тех пор, как изобрели священный иероглиф, записали очень много и думаю, напишут еще больше. И что с того, что некто по такому поводу сказал вот так? Что нам с того? Какая польза миру? Прийдет другой и его опровергнет. А третий охает всех предыдущих. Все это самое проделает и акробат, но только не со словами, а со своим телом. Где правда, а где ложь, где истина и мудрость – все решать придется самому и именно в момент текущий, а не вчера иль завтра. Как видишь, я из себя родил гордыню и тщеславие. Не так-то это просто хе-хе.

– А как обстоит дело со знанием? Ведь предназначение умного человека в том, чтобы добавить найденное им в общую казну знаний. Это же такое наслажденье переносить законы мирозданья из небытия в зримый мир. Отбирать у богов их достоянье.

– А задача мудрого решить – а надо ли являть миру им познанное.

– Но обнаруженное может навсегда исчезнуть.

Оборванец взял тростинку и начертил на песке прямоугольный треугольник.

– Тебе знакома такая фигура?

– Очень знакома.

– А законы, что она скрывает?

– И они, как это ни удивительно, знакомы.

– А если бы они были сейчас неизвестны, то сохранили жизни десятки тысяч человек. Всего-то три черточки тростинкой на песке, а какой значительный эффект.

– Да, но тогда бы…

– Конечно! Тогда бы в мире не появилось вот это.

Оборванный философ ткнул через плечо большим пальцем в сторону юга, где виднелась пирамида Раджедефа, а за нею вдалеке золоченые верхушки громад Ре-Сетау.

– И кто теперь оценит стоит ли одно другого? Это была еще одна истина – за то знание, что я принесу в мир – тысячи заплатят своими жизнями. Как и кто будет оценивать сей вклад? Что ценнее – знание или жизни многих тысяч?