Даниил Калинин - Памяти подвига

Чтобы там не говорили, «кулаки» не были «классом эксплуататоров». По крайней мере, моя семья – и все, с кем я столкнулся позже, в спецпоселении. Все они имели крепкие крестьянские хозяйства, но не более.

Жили люди конечно по-разному. Кто больше всех пахал и трудился – у того и был больший достаток. Кто-то жил и ещё богаче, некоторые действительно спекулировали, занимались ростовщичеством. Но так и было их – единицы. А еще была «беднота». Кому-то действительно не везло. А в основном – бездельники, что не желали работать, промышлявшие грабежом ещё в гражданскую, спивающиеся. Они-то охотно шли в наём, когда «просыхали». Пару раз и отец пользовался их трудом за плату. Но в основном работали семьёй – помогали родные. Помню, что однажды, после сбора урожая, услышал тихо произнесённое отцом: «да, за это стоило воевать».

А в 1930-ом, в сентябре месяце, нас пришли «раскулачивать». Мы – контрреволюционный элемент!

Забрали всё-дом, землю, скотину. Особо бесновалась деревенская «беднота» – лодыри и пьяницы, увидевшие шанс поживиться и просто поглумиться над теми, кто недавно был богаче и сытнее.

Даже из личных вещей практически ничего не дали забрать. На отца было страшно смотреть. Точно, если бы не мы с мамой, он бы так просто дом не отдал. Потому и лучше: себя бы не сберег и дом не отстоял – «товарищи» были при оружии. Мать тихо тогда прошептала: «вот Сережа, расплата нам за грехи». А потом добавила: «Бог им судья, проживем». Из того, что можно было из дома забрать, взяла маленькую икону Казанской Божьей Матери. Ещё как-то умудрилась взять сверток с копчёным салом.

Погнали нас на станцию, стали грузить в теплушки. Теснота страшная, дети плачут, бабы тоже подвывают. Мужики тупо, отрешённо смотрят перед собой. Неизвестно, выжили бы мы тогда, если бы не мама. Она тихо отрезала каждому из нас по кусочку сала каждый день пути, насилу заставляла есть отца. Сама же практически не ела. Приходилось делать это тихо, чтобы люди рядом не увидели. В пути практически не кормили, воды было мало, после сала всегда очень хотелось пить. Мать заставляла ждать, когда будут выдавать кипяток. И правильно: сколько людей померло, пока ехали, из-за голода, из-за того, что пили любую жидкость, а потом слегали с дифтерией.

В теплушке нас везли несколько суток, в давке. До ветру не поймёшь как ходить… Смрад стоял такой, что практически не чувствовали никаких других запахов.

Однажды во время еды, нас всё-таки заприметила совсем ещё маленькая девочка. Она ничего не сказала, только посмотрела на нас глазами синими-синими.…И ведь без осуждения смотрела. Только с тоской и болью. Всех ведь не накормишь. …Но семье этой девочки отец всё же помог.

А я в той же теплушке увидел ЕЁ. Моя ровесница, ну может чуть помоложе. Видно было, что очень ей тяжело, а братику её маленькому ещё хуже. Всем было тяжко. Не стихающий плач сопровождал нас всю дорогу.

Девочка же эта пыталась поближе прижать плачущего братика, успокоить. Только крестилась тайком.

Меня до этого верующим назвать было тяжело. Я видел, как мама молиться. Но пример-то я брал в основном с отца. А он не молился и матери не давал меня приучить к молитве, привести к Богу. Так ведь время-то после гражданской какое было! Священников, монахов и монахинь, просто прихожан могли арестовать в любой момент. А тут я вижу эту девочку и невыносимо сильно захотелось помочь. Я подошел к ней, увидел карие, выразительные и испуганные глаза. Протянул руку с тем кусочком, что дала мне мама. Она посмотрела на меня, как на чудо. Потом взяла мой подарок и тихо, но очень мягко и выразительно сказала: «спасибо». А я вдруг перестал чувствовать голод, жажду – и вообще. Весь тот день во мне как – будто небольшой огонек внутри горел, согревая и тело, и душу.

Девочку звали Дашей. Мой кусочек она отдала меньшей частью братику – остальное матери и отцу. Как и моя мама, себе ничего не взяла. В следующий раз, когда отдал ей «свою пайку», заставил съесть четверть. «А то больше не дам». Она улыбнулась, но съела. И так я кормил их два дня.

На четвертые сутки наш путь в поезде закончился. Привезли нас в рабочий посёлок Верхняя Салда, что в Уральской области. Оттуда мы своим ходом, под конвоем, добирались до трудпосёлка №29, что находился километрах в семидесяти от Салды. Для взрослого человека такое расстояние пройти не проблема, но люди были истощены, у многих маленькие дети. Повозок же практически не выделяли. Нам помог конвойный милиционер, что должен был стать одним из участковых поселка. Взял самых маленьких детей из нескольких семей на телегу, сам шел пешком. Везде есть люди.

Трудное было время. Многие сильно болело, и люди умирали – кто в теплушках, кто по дороге.

Комендантом посёлка оказался человек суровый, строгий, но с понятием. Думаю, что ему самому не очень-то нравилась идея переселения в этот глухой угол. Да ещё и при отсутствии хоть какого-то обустроенного быта. Более же всего пугало то, продовольствия было в обрез. А ведь на дворе уже стояла осень.

Звали нашего коменданта Федором Ивановичем Щербатым. Но для поселенцев он стал просто Иванычем, и никогда не смущался этого обращения. Нам с ним очень крупно повезло. Той осенью Иваныч постарался помочь людям всем, чем мог. Сумел выбить для поселенцев несколько пудов соли. Всю молодежь, неспособную еще работать наравне со взрослыми на лесопилке, организовал в продовольственные отряды. Неподалеку от посёлка протекала речушка, одна из притоков Салды, еще было большое лесное озеро. Мальчишки с утра и до ночи ходили на рыбалку. Из орешника делали самодельные удочки, женщины из остатков порченной одежды сплели сеть. Ловились привычные по средней полосе караси, лещи, окуни. Еще местная плотва, по-здешнему чебак. Была интересная рыбы елец, по внешнему виду напоминавшая голавля.

Практически весь улов засаливали в соляном растворе, затем вялили. Кроме того делались самодельные силки, в надежде поймать зайца, тетерева, глухаря или утку. Иногда везло, в мои силки попались два косых, несколько птиц. Особенно смешной случай произошёл на рыбалке: очень близко к нам подобрались утки, мешали удить. Тогда разозлившись, Женька Калинин кинул камень – попал удачно, одна утка перевернулась к верху лапками. Вот так повезло – с рыбалки вернуться с птицей! Мясо тоже вымачивали в соляных растворах, потом вялили. Близилась зима, холода – вяленое мясо должно было храниться долго. Оно было отличным подспорьем хозяйкам – несколько кусочков – и гораздо вкуснее, насыщеннее и питательней становились каши и супы.

А девочки обирали орешник, собирали сосновые шишки. Также грибы: приносили опята, лисички, рыжики, очень много было сыроежек. Грибы сушили. Попадались и ягоды, в основном костяника и брусника, реже облепиха, калина. Иногда родная нам рябина, шиповник и клюква.