Александр Альшевский - На заре самурайской вольницы

По мере ослабления контроля императорского двора все большую самостоятельность стали приобретать губернаторы провинций. Многие из них уже не стремились возвращаться в столицу после истечения срока службы, а закреплялись на подведомственной им территории, превращая свою власть в неограниченную и потомственную. Особенно заметно это проявлялось в восточной части страны, в частности в Канто.

Центральный и западный районы Японии резко отличались от восточного как по уровню экономического развития, так и по климату и укладу жизни. Через запад и центр в страну проникали все материально-культурные новшества из Кореи и Китая. Эти районы были давно и хорошо освоены, свободных земель здесь было очень мало. Местные губернаторы и знать поддерживали тесные отношения с аристократами Киото и явно не проявляли порывов к излишней независимости от императорского двора.

Другое дело восток страны. В отличие от запада здесь постоянно что-то происходило. То Тайра но Масакадо объявит себя «новым императором» Тогоку («востока страны»), то Фудзивара но Сумитомо, мелкий чиновник из Идзу, возглавит пиратов Внутреннего Японского моря и перекроет поставки ко двору сельхозналога с плодородного запада, то в борьбу с центральной властью вступит Тайра но Тадацунэ. Противопоставить мятежникам императорский двор мог только активные, порой довольно отчаянные, моления богам и Буддам. Только на их поддержку могли рассчитывать столичные аристократы, т.к. серьезных вооруженных сил, способных защитить императора и его окружение не было.

Подавлены все эти мятежи были такими же местными феодалами, возглавившими самурайские дружины Канто. Именно на просторах Канто зарождались предпосылки превращения крестьянина в воина, сначала – по необходимости, а затем – по призванию. А освоение целины и межевые разборки всего лишь создали среду для реализации этих предпосылок. Район Канто представлял собой малоосвоенную территорию с преобладанием гористой местности. На севере к нему подступала страна айну – вечная головная боль императорского двора. Постоянная борьба за выживание с природными катаклизмами и неуступчивыми айну закаляли характер местных жителей. Для крестьян Японии существовала и воинская повинность. Все мужчины от 20 до 60 лет должны были 60 дней в году отслужить в воинских подразделениях родного края. Крестьяне Канто и Тюбу вынуждены были в течение одного года охранять императорский дворец и общественное спокойствие на улицах столицы.

Крестьян из Канто могли спокойно отправить на три года на Кюсю, где они выполняли обязанности пограничников и готовились к отражению потенциального внешнего врага. Оружием и провиантом они должны были обеспечивать себя сами. Это тяжелым бременем ложилось на население: «одного заберут в солдаты – разорится вся семья». Отправляемых на Кюсю крестьян называли сакимори. Многие из них, оставив семьи, уже никогда не возвращались назад. В «Манъёсю» есть такое стихотворение о сакимори:

За перевалом Усуи район Канто кончался. В те времена путешествие в соседнюю провинцию уже было трудным делом, а отправиться на Кюсю значило тоже самое, что расставание на всю жизнь.

Скорее поневоле, чем по охоте жители востока осваивали умение владеть луком и мечом, а когда настало время, они воспользовались своим умением и стали решать вопросы, все дальше отходящие от возделывания риса. Умение владеть боевыми искусствами становилось не побочным, а основным занятием определенной части крестьян, которое довольно скоро превратит их в профессионалов – «псов войны».

Человек в шлеме и доспехах, гордо восседающий на лошади, уже мало напоминал того, кто каких-то 100—150 лет назад в одной набедренной повязке сажал рисовую рассаду на залитом водой поле. Но душа его мало изменилась за этот ничтожный с исторической точки зрения промежуток времени. Она по-прежнему была переполнена духом коллективизма и просто тянула самурая в ряды себе подобных. Громадная масса самураев по своей природе не могла существовать в виде аморфной неструктурированной формы. А суть этой природы отчетливо выражает японская поговорка «Тадзэй ни будзэй», что в переводе на русский лад означает «Один в поле не воин».

Самурайские семьи постепенно объединялись в дружины, а из дружин в свою очередь формировались кланы во главе с представителями именитого и влиятельного рода, который в оплату за вассальское служение мог бы защитить существующие владения самурая, а также одарить новыми за счет поверженного врага.

Формирование клановой вертикали сопровождалось кровопролитными сражениями, которые, по мнению двора, носили исключительно частный характер и не стоили внимания центра. И пока хэйанские аристократы ломали голову над очередным стихотворным посланием даме сердца и пытались пристроить своих дочерей в императорские покои, «мужланам» востока, да и запада тоже удалось создать мощные самурайские объединения. В первую очередь это относится к кланам Минамото (Гэндзи) и Тайра (Хэйси), родословные глав которых «упирались» в потомство императоров Сэйва и Камму соответственно.

Когда возникает разговор об этих кланах, почему-то сразу вспоминается поговорка: «на востоке – Гэндзи, на западе – Хэйси». Однако это не совсем так. Клан Тайра расцвел своим могуществом сначала в Тогоку. В этом смысле достаточно вспомнить Тайра Масакадо или Тайра Тадацунэ. Сыны же главной ветви Минамото вершили свои дела в столице, всячески поддерживая Фудзивара. Влиятельные аристократы не забывали этого и способствовали назначению в богатые западные провинции губернаторов из Гэндзи.

Когда Минамото Ёринобу по приказанию двора «усмирил» мятежника Тайра Тадацунэ, рачалось проникновение Гэндзи на восток. Сын и внук Ёринобу, Ёриэ и Ёсииэ, своим мужеством и отношением к подчиненным заслужили полное доверие самураев Канто. Многие из них именно тогда стали считать себя потомственными вассалами Гэндзи из Кавати. По всей стране пошла молва о том, что чуть ли не все самураи к востоку стали вассалами Гэндзи. Именно поэтому на этот клан решил опереться экс-император Сиракава, мечтавший покончить с бесчинствами необузданных монахов-воинов Хиэйдзан Энрякудзи, Кофукудзи, Тодайдзи и других храмов. В 1098 г. Минамото Ёсииэ было даровано право присутствия в залах дворца экс-императора. Впервые в истории Японии самурай удостоился такой чести.

Ёсиэ стал прославленным полководцем, своими отвагой и отношением к вассалам завоевавшим огромную популярность в Тогоку. Его называли «первым храбрецом Японии». Феодалы считали за честь преподнесение ему своих земель. О лучшем защитнике своих интересов они не могли мечтать. Ёсииэ прозвали «Хатиман таро» – старший сын бога войны.