Александр Альшевский - На заре самурайской вольницы

Через некоторое время по столице поползли слухи о волнениях самураев в провинции Сэтцу, вызванных не то указом, не то приказом известного и благородного лица. Не на шутку встревоженный Киёмори покидает Фукухару, и десятого мая неожиданно объявляется в Киото. Город наводнили вооруженные всадники. Что? зачем? недоумевали обыватели, напуганные таким нашествием. Через пару дней в Рокухару приволокли самурая из клана Тада, под пытками признавшего, что некий Юкииэ, вроде бы из Минамото, смущает всех против Хэйси, ссылаясь на указ принца Мотихито. Разъяренный Киёмори потребовал от Мотомити немедленно арестовать и сослать мятежника, однако регент не решался пойти на этот шаг, считая случившееся недоразумением, которое разъяснится в ближайшее время. Самолично покуситься на свободу сына императора-инока Киёмори не осмеливался: доказательств вины Мотихито действительно было маловато. Казалось, что шумиха затихнет сама собой, но тут в столицу на взмыленных лошадях примчались воины-монахи из святилища Кумано. По их рассказу выходило, что чернецы Нового храма и храма Нати во главе с Минамото Юкииэ выступили против оных Главного храма, с давних пор являющихся сторонниками Хэйси. Юкииэ оправдывал свои действия необходимостью выполнения великого самурайского долга и показывал всем указ, подписанный Мотихито. Вина принца предстала столь очевидной, что Томомити не мог больше медлить. Пятнадцатого мая появляется императорский указ о ссылке мятежника в провинцию Тоса. Этим же указом принц переводился на положение простого подданного под именем Минамото Мотихито. Дальновидный Киёмори не хотел запятнать свой род убийством члена императорской семьи, а в такое время могло случиться всякое.

Триста самураев под началом Тайра Токитады направляются с Сандзё Такакуру, усадьбу Мотихито, чтобы выполнить указ императора. Среди них находился и Минамото Канэцуна, второй сын Ёримасы, которому через надежного человека удается предупредить принца о нависшей опасности. Тот, не мешкая, облачается в женское платье и бежит в храм Ондзёдзи, называемым также Миидэра – Обитель трех источников. Монахи с радостью встречают беглеца и категорически отказываются выдавать властям. Ондзёдзи не раз страдал от самоуправства Хэйси и теперь представился случай поквитаться с ними. Готовясь к длительной осаде, они призвали на помощь Кофукудзи и Энрякудзи, но если первый согласился сразу, то второй колебался – монахи с горы Хиэйдзан не отличались единством.

Киёмори медлил. Ондзёдзи издавна являлся одним из самых почитаемых в Японии, к тому же там нашел убежище ни кто небудь, а член императорской семьи, пусть ныне и неформальный. Потянулись дни напряженного ожидания. Подобная нерешительность угрожала авторитету Киёмори, тянувшему с исполнением высочайшего повеления разобраться с государственным преступником. Наконец, двадцать первого мая принимается решение о штурме Ондзёдзи и формируется карательная армия, одним из командиров которой назначается… Минамото Ёримаса! Киёмори так и не догадался, что его предал один из самых доверенных людей. Поздним вечером того же дня Ёримаса сжигает свою усадьбу и вместе с небольшим отрядом устремляется в Ондзёдзи на поддержку Мотихито. Но еще раньше длинная вереница повозок, запряженных волами, прогрохотала по мощеным улицам, подняв столб пыли. Когда она рассеялась, повозки уже скрылись из вида. Сопровождавшие их самураи спешили. Их путь лежал на святую гору, в Энрякудзи. Рис, шелк, хлопок, бочонки с сакэ должны были, по мнению Киёмори, убедить монахов не совершать опрометчивого поступка и отказаться от идеи выступить на защиту преступника. Так и вышло. Боевой задор узнавших об этом обитателей Ондзёдзи заметно остыл. Не всем нравилось к тому же присутствие в их рядах Ёримасы и его сыновей, которые не раз разгоняли сборища монахов, нарушавших столичный покой, не брезгуя дубасить их палками, поэтому монахи, естественно, не горели желанием проливать кровь за своих обидчиков. Понимая серьезность складывающейся обстановки, Ёримаса уговаривает принца попробовать прорваться в Нару в надежде соединиться с монахами Кофукудзи. В ночь на двадцать шестое мая сотни две самураев вырываются из храма и устремляются в направлении южной столицы. За ними словно гончие псы бросились тысячи воинов Хэйси во главе с сыновьями Киёмори, Томомори и Сигэхирой. На подступах к Бёдоину на берегу Удзи разгорается сражение. Беглецы демонстрировали чудеса храбрости и отчаянно отбивались, но силы были неравны. Канэцуна погибает, пронзенный стрелой, тяжело раненый Накацуна совершает сэппуку. Близилась развязка, однако на полуразрушенном мосту через Удзи бой не ослабевал. По его опорам багровые ручейки крови стекали в быстрый поток мутной воды. Ёримаса, пошатываясь, приблизился к павильону Феникса, облокотившись на буддийскую ступу, сбросил шлем и внимательно посмотрел на водную гладь пруда, затем, подняв голову, бросил взгляд на сказочного Феникса, распростершего крылья прямо над ним. Вот-вот эта птица замахает рыбьим хвостом, изогнет черепашью спину и из куриного клюва разнесется по округе клич, возвещающий о прибытии нарских монахов… Но диковинная птица молчала. Тяжело и безнадежно вздохнув, Ёримаса, волоча ногу с торчавшим обломком стрелы, медленно поднялся по ступенькам и вошел в павильон. Прямо перед ним восседал в позе лотоса Будда Амида. Его спокойное лицо, преисполненное сострадания, выражало готовность сопроводить в райскую «Чистую землю» каждого, кто уверовал в него. Ёримаса невольно протянул руку и слегка прикоснулся к изваянию. Ему почудилось, что милосердный Амида держит его за руку и ведет по золотистой земле между красивейшими деревьями. Легкий и приятно ласкающий тело ветерок разносит упоительную музыку. Они подходят к прекрасному пруду, излучающему необыкновенное сияние, словно от семи сокровищ. На поверхности воды покачиваются цветы лотоса невиданных оттенков, над которыми порхают певчие птицы. Сердце Ёримасы наполняется блаженством, он по-настоящему счастлив. Грезы старика разрушают крики со стороны моста. Сражение затихало. Он вышел на закрытую галерею, прислонился спиной к колонне, медленно опустился на деревянный пол, извлек из ножен короткий меч, обхватил рукоять двумя руками и воткнул его в живот по самую гарду. Голова Ёримасы упала на грудь и в уголках рта показалась кровь. На его умиротворенном лице застыла улыбка. И в это самое время протяжно запел, именно запел храмовый колокол Бёдоина, являвшийся усладой многочисленных паломников. Где еще услышишь подобную красоту?! Провожаемый колокольной музыкой старый воин с улыбкой на устах отправился в столь желанную всеми Чистую землю Будды Амида.