Александр Альшевский - На заре самурайской вольницы

Мотихито с несколькими вассалами чудом удалось выскользнуть из Бёдоина. Когда показалось, что погоня отстала, принц остановил лошадь перед тории синтоистского храма Комёсан и, склонив голову, принялся благодарить богов за чудесное спасение. И в это время в его шею впивается неизвестно откуда прилетевшая стрела. Мотихито с трудом сползает с лошади на землю, достает короткий меч и наносит молниеносный удар в горло…

После сражения в Бёдоине Киёмори пригласил в гости экс-императора Такакуру, чтобы полюбоваться, как повелось в подобных случаях, прекрасным зрелищем – головой поверженного врага. Выйдя на галерею личных покоев Киёмори, в саду перед собой они увидели подставку с покоившейся на ней головой Минамото Ёримасы, охраняемую двумя самураями. Один из них неспешно приподнял голову двумя руками, а другой громко объявил: «Голова Ёримасы-доно». Первый самурай медленно положил голову на подставку, второй – налил в чашу сакэ и поставил перед ней, выражая уважение к погибшему в бою. Киёмори долго и внимательно рассматривал голову и затем подал знак к окончанию церемонии. Стоявший рядом с ним Такакура, как только взглянул на нее, мертвецки побледнел и, не проронив ни слова, уставился в одну точку. Киёмори же с трудом сдерживал раздражение. Еще бы! Он почти уверовал, что уже никто не решится открыто бросить ему вызов. Никто уже не сможет нарушить его сокровенных планов. Нет больше таких смельчаков. Не должно быть. Оказалось, есть! Прямо у него под носом. А он и духом не чуял. Более того, первым исполнить указ принца бросился тот, кому Киёмори искренне доверял. Неужели успокоенность и старость лишили его способности трезво оценивать обстановку? Прежде за ним такого не наблюдалось. И как это некстати. Не исключено, что указ растревожит муравейник и так полыхнет… А если это всего лишь пустые страхи, попытался успокоить себя Киёмори. За мной стоят десятки тысяч самураев. У меня мощный флот. Да что мне какие то Гэндзи, торчащие в непролазной глуши. Мне, деду японского императора! Правда, у императора имеется и другой дед, хитрющий как старая лисица. Сейчас прижал хвост, затих, но без него тут вряд ли обошлось. Ну что ж, посмотрим, хорошенько посмотрим. Надеюсь, до всех дошло, что меня не остановит даже смерть человека императорских кровей. Урок должен пойти впрок. Недовольные, по крайней мере на некоторое время, поприкусят язык и забьются по углам, и я успею сделать все, что надо.

Киёмори ощутил возвращение прежних бодрости и уверенности. В этот момент экс-император, слегка отошедший от увиденного, тихо спросил: «Как ты намерен поступить с детьми при… принца…, ну, ты понимаешь о ком я». Киёмори, разумеется, сразу сообразил, к чему клонит Такакура. Дети Мотихито, Минамото Мотихито, прятались в усадьбе тетки отца, Хатидзёин, и эта зараза ни в какую не соглашалась выдавать их властям. Не силой же выковыривать их оттуда?! «А что дети? Бог с ними. Чтобы никто не попытался подбить их на повторение ошибки отца, роковой и глупой ошибки, пусть примут постриг. Если вы, государь, не возражаете, конечно», великодушно промолвил Киёмори.

В конце мая стало известно, что император Антоку, экс-император Такакура, император-инок Госиракава намереваются отбыть в Фукухару. Событие невиданное, поэтому все и везде задавались вопросами – зачем и почему?

– И что тут такого? Из Фукухары они отправятся, как и положено, прямиком в Ицукусиму замаливать кровавые грехи Киёмори и его сыночков. И из-за этого устраивать переполох?!

– Переполох говоришь. Да где это видано, что все три государя разом покидали столицу? Тут что-то не так. Не спроста это. Болтают еще, что оставшиеся в Киото подвергнутся наказанию. И куда нам деваться?

На начальном этапе своего становления Хэйси удалось утвердиться в Тогоку (т.е. на востоке страны). Здесь они стали пользоваться большим влиянием, однако в ходе различных войн и смут, которыми славился этот район, Хэйси не смогли удержаться там и уступили свое главенство Гэндзи. Одни Хэйси предпочли подчиниться новым господам и стали их вассалами, другие – кто не пожелал идти на поклон к Гзндзи, начали покидать насиженные места. К последним относились Тайра Масамори и его сын Тадамори, решившие осесть в провинции Исэ, где когда-то губернаторствовал их прославленный предок Корэхира, отец которого Садамори разгромил знаменитого «нового императора» Тайра Масакадо. Ветвь Тайра, пустившую корни в Исэ, назовут Исэ Хэйси, т.е. род Тайра из Исэ. Постепенно их влияние росло. Масамори назначают губернатором Оки. Провинция эта нищенствовала, всего лишь несколько островков, удаленных от материка, и особого дохода она не приносила, тем более, если речь шла о никому неизвестному Масамори. Кто он был по сравнению с Минамото Ёсииэ, слава о котором гремела по всей стране?! Масамори ничего не оставалось, как ждать своего часа.

Двадцать седьмого августа 1096 г. столицу облетает грустная весть. В усадьбе Рокудзёдоно, резиденции экс-императора Сиракавы, скончалась принцесса крови Тэйси, которой совсем недавно исполнилось всего лишь двадцать лет. В усадьбе воцарилась гнетущая атмосфера. Сиракава не находил себе места от печали. Тэйси была его любимой дочерью. Конечно, у экс-императора, большого поклонника женщин, имелись и другие дети, но Тэйси занимала особое положение. Куда бы он не направлялся она всегда находилась рядом. И лицо и фигура и характер, словом все в Тэйси напоминало Сиракаве о его незабвенной жене Фудзивара Кэнси. Несмотря на возражения приближенных, Сиракава через два дня после смерти дочери постригается в монахи. На месте дворца, где жила Тэйси, он приказывает построить буддийский храм, в котором собирался молиться об усопшей дочери. В 1097 г. храм, получивший название «Рокудзё мидо», был готов. И в этот момент на сцене появляется Тайра Масамори. Он жертвует храму двадцать гектаров земли с полями и усадьбой в Иге, рассчитывая, что на его скромную особу обратит внимание всесильный теперь уже император-инок Сиракава. Масамори не ошибся.

Как раз в это время Сиракава подыскивал человека, которого можно было бы противопоставить Минамото Ёсииэ. Популярность последнего росла, также как и количество принадлежавших ему поместий. И это бы ничего, но Гэндзи, пользуясь своим положением, стремились укреплять связи с домом регентов и канцлеров Фудзивара, и заметно преуспели в этом, что очень не нравилось императору-иноку. «Похоже, на этого Масамори можно положиться», заключает он. «Пошлю ка я его в Вакасу. Пусть вволю полакомится свеженькой желтохвостой лакедрой. Там, говорят, эта ставрида до полутора метров выгуливает», лицо Сиракавы расплылось в улыбке. Сделанный выбор явно пришелся ему по душе. Вскоре последовал указ о переводе Масамори из Оки в провинцию Вакаса, которая и побогаче и к столице поближе. Масамори также получил назначение в «северную стражу», своеобразную личную гвардию императора-инока, которому он старался служить верой и правдой.