А. Дзиковицкий - Этнокультурная история казаков. Часть IV. Разрушение дома. Книга 5

Низенький, плюгавенький, с небольшим брюшком, в чёрной паре довольно подозрительной чистоты, он своей наружностью напоминал приказчика из захолустного местечка. Ещё непригляднее было его лицо: синий цвет кожи, плоский нос, маловыразительные черты лица. Но всего неприятнее были его глаза: маленькие, глубоко сидящие и беспокойно бегающие, они не смотрели прямо на человека и были подёрнуты какой-то дымкой, точно думал он всё время одну затаённую думу, а все эти разговоры с многочисленными посетителями являлись для него лишь неизбежным злом, не могущим, впрочем, изменить его взглядов на давно вырешенные им вопросы.

– Правда ли, что вы по происхождению донской казак? – спросил кто-то из нас Ленина.

– Что вы, что вы, – поспешил отказаться глава России, – ничуть не бывало, я – симбирский дворянин.

Ленин был предупреждён о цели нашего посещения и потому, вопреки нашему ожиданию, сразу же заявил, что карательные отряды на Дон действительно посылаются. В дальнейшем у нашей делегации произошёл с Лениным такой диалог:

– Чем вызвана посылка на Дон карательной экспедиции?

– Тем, что Каледин и Богаевский ведут контрреволюционную политику, не отвечающую интересам «трудового казачества».

– Это не совсем так, Каледин и Богаевский пользуются абсолютным доверием войскового Круга, много раз последним переизбирались, а потому не может быть и речи о том, что они ведут личную политику, не отвечающую интересам широких масс. Каледин и Богаевский, и вообще всё войсковое Правительство лишь исполняют волю войскового Круга, хозяина Донской Области.

– Но ваш войсковой Круг представлен лишь офицерством и буржуазными элементами, и в нём не слышно голоса «трудового казачества».

– Это неверно, выборы в войсковой Круг производились по четырёхчленной формуле, по самому, как видите, демократическому принципу, и представлен он в подавляющем большинстве казаками-хлеборобами и казаками-фронтовиками. И раз он так дружно стоит за Каледина и Богаевского, очевидно, он одобряет политику последних.

– Но ведь вы не станете отрицать того, что у вас в Новочеркасске собираются все контрреволюционные элементы. Зачем, например, вы даёте приют у себя таким господам, как генерал Алексеев и Родзянко?

– Мы не видим оснований отказывать названным лицам жить у нас, раз они не совершили никакого преступления. В этом отношении мы хотели подражать англичанам, дающим право жить у них всякому политическому эмигранту. Раз он не нарушает местных законов, и вы, вероятно, слышали уже о восстановлении у нас старого доброго обычая, что «с Дона выдачи нет».

Помню, что при этом покойный ныне член Совета Худяков полушутя-полусерьёзно добавил:

– Если бы вам, Владимир Ильич, грозил здесь самосуд и вы бы искали спасения у нас на Дону, то, наверное, вас бы оттуда не выдали и во всяком случае защитили бы от несправедливой расправы.

– Уж будто бы? – улыбаясь, спросил Ленин.

– Конечно, – тоже смеясь, ответили мы.

– Но что вы скажете о бесправном положении у вас иногороднего населения?

– Это тоже неверно. Постановлением Круга предложено наделить крестьян землёй по нормам, имеющим быть установленными Учредительным собранием, а во всех прочих отношениях по возможности уравнять с казаками. Вам, вероятно, уже известно, что и Правительство донское наполовину состоит из представителей иногороднего сословия, так что говорить о бесправном положении неказачьего населения на Дону, по-нашему, не приходится. Вообще же делегации Совета Союза казачьих Войск представляется непонятным, почему Совет Народных Комиссаров, ставящий в основу управления Россией принцип самоопределения народностей и уже признавший за некоторыми её областями, например, за Финляндией, право даже на полное отделение, в то же время за Донской Областью не хочет признать право только на самоуправление, хотя она населена самым лояльным и притом чисто русским населением. Делегация готова считать всё происходящее плодом недоразумения, что уже было при Керенском, когда Верховный мобилизовал против Дона два военных округа, в то время, когда там и не думали помышлять о каких бы то ни было агрессивных действиях против Временного правительства.

Боясь, что родной Дон может сделаться ареной междоусобной кровавой бойни, избежать которую, вероятно, не прочь и Совет Народных Комиссаров, понуждает и Совет Союза казачьих Войск обратиться к народным комиссарам с предложением направить на Дон уполномоченных советской власти, чтобы убедиться, что там налицо нет никаких поводов для обвинения войскового Правительства и Каледина в какой бы то ни было контрреволюции.

В заключение делегация предлагала себя в заложники Смольному, если у последнего возникнут сомнения в неприкосновенности советской делегации на Дону.

Из беседы с Лениным я вынес убеждение, что дело не в Каледине и Богаевском. Мне даже показалось, что и сам Ленин не верил в их реакционность.

В заключение мы заявили Ленину, что на наш визит он не может смотреть как на факт признания советской власти: это бы не отвечало убеждениям самого Совета и, кроме того, он на это не уполномочен войсковым Правительством.

Ленин обещал нам дать окончательный ответ на следующий день после того, как посоветуется с Троцким. Но на следующий день нам сообщили, что у народных комиссаров не встречается надобности в беседе с нами, а ещё дня через три ленинцы разгромили наш Совет, а нас самих заключили в подвалы Смольного».

* * *

Вечером того дня, когда в Смольный прибыла делегация от казаков, на заседании СНК Ленин доложил о переговорах с членами Совета Союза казачьих Войск, после чего было решено принять специальное обращение «От Совета Народных Комиссаров – трудовым казакам». В нём говорилось о стремлении советской власти освободить «трудовое казачество» от «кабалы атаманов», которые якобы стоят за интересы богачей и готовы утопить страну в крови ради сохранения помещичьего землевладения. Политика же власти Советов, подчёркивалось в обращении, направлена на передачу помещичьей земли в руки казаков и на установление мира. Казаки призывались к объединению со всем народом против Каледина, Корнилова, Дутова, Караулова, к созданию своих Советов. Через три дня, 28 ноября, в новом обращении большевиков «Ко всем трудящимся и эксплуатируемым» все революционные рабочие, крестьяне, солдаты, матросы и казаки призывались вести беспощадную войну против кадетской партии и калединской контрреволюции. Все эти воззвания и обращения были выдержаны в одном духе и преследовали вполне определённые цели. Причём для их достижения большевистские деятели не останавливались ни перед откровенной ложью, ни перед агрессивно-подстрекательскими заявлениями, обильно приправленными словесными нагромождениями революционной фразеологии.