Ольга Шахматова - Манчикатут

Гордеевна принялась за Манчикатут. Пока топилась баня, старушка обрила наголо девчонку, волосы отдала матери и на рассвете незваные гости уехали. После хорошего пара и пряных чаев ее разморило крепким сном. Сутки спала она не шелохнувшись, словно мертвая. К обеду следующего дня встала румяная, бодрая, словно и не было дальней дороги, и тяжелого перевала. В горницу зашла Гордеевна, подала девушке сарафан и все, что носили местные барышни. А бритую голову повязали косынкой.

– Одевайся, собирайся. Сейчас же уходим в горы. Будешь делать всякую работу, что и наши бабы делают.

– Я на все согласна, бабушка.

– Еще бы, жениха-то себе из русских выбрала. Вот и подстраивайся. У нас ведь как говорят: «Бери пашню ближнюю, а жену дальнюю». Да, тут Егор перестарался, однако.

Гордеевна собрала узелок с едой, помолилась и вместе с Манчикатут отправились в дорогу. А путь был не ближний. Сначала все вдоль подножья гор по Уймонской степи, потом круто взяли вправо и по долине реки Мульты дошли до зимовья. Ночевать остались там.

– Собаки здесь дикие, растерзают, а вот в дом-то не полезут. Ты располагайся, затапливай печь, ночи здесь ох какие холодные, воды с речки принеси, а я обед приготовлю.

Манчикатут все сделала со старанием, желая понравиться старухе. Та же заметив такое усердие, одобрительно кивнула в ее сторону.

– Так-то лучше, когда в согласии да дружбе. Буду тебя внучкой называть, а то имя у тебя странное, не выговоришь.

– Монгольское имя, от древней царицы.

– Так ты, стало быть, княжна?

– Ага, только без княжества.

И обе они залились смехом.

Поужинали, начисто вымыли чашки. Гордеевна строго следила за тем, чтобы Манчикатут не ела из общей посуды, а только из своей чашки. Считалось, что посуда, из которой ест или пьет чужой человек – будет нечистой, ее нужно держать отдельно и уж ни в коем случае не окунать в домашнее ведро. Она объяснила все это девушке, чтобы не было обид и недомолвок.

– Что же, после меня и посуду выбросите?

– Нет, милая, для тебя – мирская посуда. Мы ее потом почистим песочком, с молитвой омоем в реке и оставим для другого мирского человека. Я тебя еще многим нашим законам научу, а теперь ложись и спи.

И опять не спиться Манчикатут. И опять перед глазами Егор. Как нежно смотрел он на нее на прощанье, сколько любви, желанья! Сдержался ведь, не выдал. Легкая истома пробежала по телу девчонки. Манчикатут отвернулась к стенке, съежилась клубком, пытаясь отогнать порочные мысли. Но Егор крепко держался в ее воображении. То он будто бы нес ее на руках через реку, то склонялся над ней спящей, чтобы тайком поцеловать. И как четко чувствовались его чуть влажные нежные губы. Манчикатут собирала в кулак всю свою волю, призывала Манчи-хатун, но та молчала. А на рассвете опять растаяла багряным облаком. И только сон сморил девушку, как Гордеевна велела вставать.

Их снова ждал тяжелый путь. Легкий завтрак, ключевая вода придали бодрости и сил. Поднявшись по тропе вверх, они увидели вдали белоснежные пики гор. Теперь их дорога все больше шла в гору. Обомшелые ели, кедры и лиственницы стеной стояли на пути. Но старушка хорошо ориентировалась. Она ловко угадывала тропу. Сделали небольшой привал, легко перекусили, заварили Курильского чая, которого здесь было в избытке. Пока Гордеевна разливала чай по походным бутылям, Манчикатут нашла самую большую лиственницу, припала к ней и стала что-то шептать на своем наречии. Гордеевна смотрела на нее заворожено. Некоторое время девушка сидела молча под лиственницей, как будто в ожидании.

– Ты что милая, устала, али какая кручина тебя гложет?

– Лиственница – священное дерево. Оно соединяет наш мир с миром загробным, равно как ветви ее уходят высоко в небо, а корни глубоко в землю. Равно как зимой она стоит мертвая – в загробном мире, а летом – живая, среди нас. Уж который раз спрашиваю я своих предков как мне быть? Призываю великую Манчи-хатун, но она молчит.

– И часто вы беседуете?

– Всегда, когда грустно, когда радостно, когда совет нужен.

– А тебе совет нужен?

– Хм…

– Ищи в своем сердце. От того и молчит твоя «Хатун», что это должны быть голос и желание твоего сердца.

Легкий ветерок чуть качнул ветви могучего дерева, словно подтверждая ее слова.

Так переговариваясь, сближаясь все больше и больше, шли они три дня. Утром четвертого дня вышли к Мультинскому озеру. С двух сторон озеро окружали горы. В верхней части озера виднелся белым бурлящим ручьем огромный перекат Шумы. За перекатом сразу расположено Среднее озеро, а над ним спящая Гермине. Этот лик хорошо различим по верхним очертаниям горы. Староверы не придают ей большого значения, но, глядя в ее сторону, перекрещиваются. А вот местные племена и жертвы приносят ей и молятся на нее. Самое интересное, что на горной гряде расположенной параллельно Гермине, лежит как раз напротив нее заснеженный воин. Все эти лики придают особую таинственность и загадочность этому месту.

На правом берегу озера была небольшая поляна с двумя избами. В них останавливались охотники, рыбаки. Старшим на озере был дед Панкрат. Он оставался здесь даже на зиму. Одна из изб была свободна, и Панкрат определил туда Гордеевну с «внучкой».

Долина Чулышмана то сужалась, то выстилалась широкими пустынными полянами. И неизменно по правую и левую сторону стояли километровые скалы, с которых водопадами сбрасывались реки и речушки. Встречаясь с каждой новой речкой, Чулышман харахорился порогом, как бравый жених, поглощал ее воды, становясь все сильнее и сильнее. В некоторых местах лодки вытаскивали на берег и тащили волоком. Чуть ниже водопада Тудана, скалы в последний раз сжимают Чулышман. Этого места больше всего опасались тёлёсы. Воздав молитву великому бому Итукая, наши путешественники хорошо прошли меж скал. Миновали большой приток Чулышмана – Чульчу, после которой, расположилась деревня Коо. Здесь долина реки более живописна, растительность богаче, появляются участки, покрытые лесом. Устроили привал. Наловили хариуса, обжарили на костре и с огромным аппетитом съели. Вообще, этот путь нравился Егору. Никогда он не видел такой красоты: ущелье, горы, бурная река. Ему казалось, что когда-то в прошлой жизни, он был здесь. От чего-то сердце умилялось, как бывает, когда спустя много лет возвращаешься в свой родной дом. Он даже подумал, что если отец не примет его с Манчикатут, то он вернется сюда, построит дом, будет ходить на охоту, выращивать хлеб, торговать соболями. А его жена будет рожать и растить детей. Место хорошее, плодородное. И тёлёсы не плохой народ. Но полно мечтать, надо плыть дальше.

После деревни Коо в Чулышман впадает самый большой его приток – река Башеаус. Здесь долина, становиться шире. Камнепады здесь обычное дело, поэтому по всей долине разбросаны огромные валуны. Здесь, у подножья горы Кумуртук, расположен мужской монастырь. Все самые лучшие земли долины принадлежат ему. От Башкауса до Балыкчи еще 15 верст. Но здесь река полноводна, порогов становится меньше, а плыть легче. Не доезжая до деревни версты 2—3, встали на ночлег. Решили ранним утром прибыть в Балыкчу, скоренько провести торговлю и к обеду отправиться в обратный путь.