Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт

Стройка шла в толще горы Таврос. По расчетам, даже при попадании в гору ядерной бомбы мощностью в сто килотонн, с базой ничего бы не случилось. В бухту из горы вели два канала, перекрываемые батопортами. Для сохранения секретности, на случай возможной аэрофотосъемки, на объекте устроили особую подводную штольню для доставки грузов.

Шелковые полотнища шатра колыхались под легким ветром. Серов заметил в ярком небе черные точки истребителей:

– Какая аэрофотосъемка, сюда не пустят ни один западный самолет. Нарушителя границы расстреляют в воздухе, едва он окажется в пространстве СССР. Но мы делаем спутник, значит, и западные державы тот присоединиться к гонке за космос. Спутник не расстреляешь, даже истребителям с ним не тягаться…

Стоя на подъемнике, Серов хотел сказать, что база строится с использованием чертежей и расчетов, сохранившихся после закрытия проекта Сахалинского тоннеля:

– Наследие Вороны, – он покосился на Журавлева, – но не стоит ему о таком слышать. Он не знает, кого он воспитывает. Девочка тем более понятия ни о чем не имеет. Пусть так и остается. Она вырастет гениальным ученым, советской гражданкой… – даже Стэнли, в Лондоне, понятия не имел, что случилось с Вороной:

– Предатель Эйтингон утверждает, что при крушении самолета никто, кроме Марты, не выжил… – Серов потер гладко выбритый подбородок, – но заявлениям правой руки Берия грош цена… – Серов, первый заместитель Берия, лично арестовывал охрану министра:

– Они продались буржуазным разведкам, по заданию Британии и США мутили воду в социалистических странах. Эйтингону, как и его дружку, Серебрянскому, ни в чем нельзя верить… – товарищ Яша пребывал в Бутырской тюрьме. Эйтингона Хрущев велел отправить в более отдаленные места.

Комитет Государственной Безопасности, впрочем, вовсю пользовался личными папками Наума Исааковича:

– Никита Сергеевич велел разрешить ему встречу с мальчиком… – вспомнил Серов, – мы реабилитируем Горского к новому году, в преддверии будущего съезда. Надо подготовить общественное мнение к оценке деяний Сталина. Горский честный человек, истинный коммунист. Пусть парень узнает, чей он внук… – Эйтингон упорно просил о встрече со своими побочными, как выражался Серов, детьми, и с сыном Героя Советского Союза Гурвича:

– Детей он больше никогда не увидит, – холодно подумал Серов, – но Сашу мы привезем. Эйтингон профессионал, он не сболтнет лишнего. Мы сделаем вид, что он находится на секретном задании. Пусть Журавлев этим займется, Саша обжился в его семье. Они перебираются в Куйбышев, откуда недалеко до нынешнего пристанища Наума Исааковича… – от генерал-лейтенанта Журавлева требовалось только доставить мальчика в нужное место:

– Дальше за дело примемся мы. Журавлеву тоже не стоит знать, где сейчас обретается Эйтингон… – Журавлева из расстрельного списка, составленного после ареста Берия, вычеркнул лично Хрущев:

– Нет, – поморщился Никита Сергеевич, – он не шпион, не предатель, он честный дурак. Такие люди всегда нужны. Он не выламывал мраморные камины в особняках нацистских бонз, когда подвизался в Германии… – Серов немного покраснел. Мраморный камин из резиденции гросс-адмирала Редера, стоял на его подмосковной даче:

– Пусть Михаил Иванович работает дальше, – распорядился Хрущев, – он крепкий хозяйственник, хороший семьянин, русский человек. Отдайте ему на воспитание девочку… – он поднял бровь, – ребенок должен расти в семье, а не в каком-то… – Хрущев поводил толстыми пальцами, – закрытом интернате… – после больницы Марту собирались отправить именно в интернат, на Северном Урале. По распоряжению Серова, заведение не расформировали, но перевели в другое место:

– Там живут побочные дети Эйтингона. Они считают, что их отец мертв, пусть считают и дальше… – о том, что девочку зовут Мартой, они узнали от врачей особого госпиталя. После катастрофы ребенок мог произносить только собственное имя:

– Сейчас она разговорилась, но ничего не помнит. У нее не спросишь, что случилось с ее родителями, с ее сестрой или братом… – они знали, что Ворона летит с двумя детьми, но лодка не рискнула поисками второго ребенка:

– Эйтингон посчитал, что остальные мертвы, а сейчас мы и концов не найдем. Британцы все наглухо засекретили, о крушении самолета не сообщали в открытых источниках… – бросив в рот ягодку винограда, Серов поинтересовался:

– Как ваша младшая девочка? В следующем году она пойдет в первый раз в первый класс, как говорится… – Журавлев подумал:

– Именно он позвонил мне насчет Марты в августе пятьдесят третьего. Я тогда втайне от Наташи приготовил узелок с бельем и мылом…

Летом пятьдесят третьего Журавлев, каждую ночь ждал резкого звонка в дверь, грохота сапог в пышной передней с картинами Айвазовского. Избежав ареста, он был так счастлив, что не стал интересоваться происхождением приемной дочери:

– Я к ней привязался еще и потому, что она похожа на графиню Марту. У них одно имя… – Журавлев подавил тоскливую боль в сердце, – может быть, органы ее нашли и убили. Может быть, я воспитываю ее девочку… – о связи с англичанами и речи быть не могло, хотя у Журавлева имелся номер безопасного ящика на московском почтамте:

– Меня законсервировали, со мной давно не выходят на связь, пусть так остается и дальше. Я себя своими руками под расстрел не отправлю, у меня дети… – он кивнул:

– Да, с Машей я пропустил первую линейку, был в командировке, но Марту я сам поведу в школу… – Журавлев напомнил себе:

– Надо жить тихо, делать свое дело. Англичане меня больше не побеспокоят, но в наш расстрельный список я могу попасть в любой момент. Я и так, можно сказать, вскочил на подножку уходящего трамвая… – он исподтишка взглянул на Серова:

– Он поднимал здравицы за вождя, работал на Северном Кавказе, депортируя тамошнее население. Теперь он заявляет, что выполнял задания мерзавцев, агентов западных держав… – Журавлев, в прошлом агент Британии, ни в грош не ставил так называемые признания Лаврентия Павловича в шпионаже:

– Хрущев провернул дворцовый переворот. В России всегда легче обвинить противников в работе на врагов страны, или выставить их умалишенными. Николай Первый так сделал с Чаадаевым… – летом пятьдесят третьего, Михаил Иванович, чтобы отвлечься, читал по ночам Большую Советскую Энциклопедию. Тома завезли в квартиру вместе с трофейной обстановкой:

– Статью о Берия осенью велели заменить на вкладку о Беринговом море… – незаметно усмехнулся Журавлев. Заинтересовавшись русской историей, он стал навещать букинистов, покупая дореволюционные тома Ключевского и Соловьева. Наташа в его кабинет не заходила, книги Журавлев держал в запирающемся шкафу. Он налил себе еще шампанского, Серов поднялся: