Жан Гросс-Толстиков - Царевна с Петроградской

© Жан Гросс-Толстиков, 2017

ISBN 978-5-4485-8526-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

« …угаси горящий в нас пламень греховный

и покаянием ороси изсохшая сердца наша »

Геометрически-идеальный, восьмиугольный октагон военной Академии Генерального Штаба, в окружении более низкого периметра административных зданий, походил на неприступную крепость: белесо-серый, с длинными вертикалями темных окон-бойниц, архитектурно-скучный, как и все военное

Монолитно возвышаясь близ главной артерии города, шумного МКАД и пересечения Ленинского и Вернадского проспектов, ведущее военно-учебное учреждение вооруженных сил жило будто обособленно от жизни столицы, но в то же время внимательно следя за ней со стороны.

Похрустывая снежком под подошвами ботинок, из ворот военной Академии Генштаба вышел пожилой мужчина в офицерской шинели. Седые брови, испещренное глубокими морщинами лицо, впавшие гладковыбритые щеки, топорщащиеся острыми скулами и волевым подбородком, неторопливая походка, и в противовес старости неуклонно строгая осанка военной выправки.

Холодных, рассчетливый, но сильно уставший взгляд упал на циферблат наручных часов.

– Время еще есть, – пробормотал Алексей Николаевич себе под нос. – Пройдусь.

Не смотря на то, что станция метро «Тропарево» была буквально в трех шагах, он развернулся и пошел в противоположную сторону. Укоренившаяся за долгие годы преподавания, привычка пешей получасовой прогулки от станции метро «Юго-Западная» до Академии и тем же маршрутом обратно держала генерал-майора в тонусе, так жизненно необходимом в его далеко не молодые годы.

Еще в начале преподавательской карьеры Академия любезно предоставила Романову автомобиль с личным водителем – черная «Волга», как символ власти. Но Алексей Николаевич наотрез отказался, считая эту привелегию вычурной и не имеющей необходимости в его спокойной и размеренной жизни, в то же время даже в отставке от военной службы четко распланированной по минутам каждого дня.

– Я – преподаватель, а не боевой генерал и уж тем более не совразка, – говорил он. – Расписание лекций я знаю, других дел у меня нет. Стало быть, спешить некуда.

Добравшись до станции метро, генерал-майор спустился в подземку, дождался поезда и вошел в вагон. Какой-то на удивление вежливый юноша тот час же вскочил, безмолвным жестом предлагая свое место Романову. Последний угрюмо хмыкнул, покосившись на отпечатанную надпись: «места для инвалидов, людей пожилого возраста и пассажиров с детьми».

– Сиди, сынок, – кашлянув в кулак, сказал он. – Ни к детям, ни к инвалидам я себя не отношу.

– А к людям пожилого возраста? – проследив за взглядом Алексея Николаевича, с улыбкой заметил юноша.

– Пожилой, стало быть пожил уже, а у меня еще далеко идущие планы на ближайшие годы.

– Как знаете, – улыбнулся тот. – Я все равно выхожу на Воробьевых горах.

Похлопав юношу по плечу крепкой ладонью, Романов все же неохотно сел на свободное место. Раскрыв на коленях кожаный портфель, он достал паспорт и билет на поезд. Алексей Николаевич сверил расписание отправления поезда со временем на своих часах, и убрал документы обратно.

– В Питер едете? – спросил все тот же юноша, вися на поручне над генерал-майором.

Не поднимая глаз, Романов угрюмо хмыкнул, оставив любопытство юноши без ответа, и тот ретировался к входной двери вагона метро, догадавшись, что беседы не состоится. Тем не менее, прежде чем выйти на станции «Воробьевы горы», юноша обернулся, поймал на себе взгляд Алексея Николаевича и игриво отдал честь, козырнув прямой ладонью от коротко-стриженного виска.

– Счастливого пути, товарищ генерал, – сказал он и вышел из вагона.

– Клоун, – фыркнул генерал-майор. – К пустой голове руку не прекладывают.

Выбравшись из метро на «Площадь трех вокзалов» – одно из достопримечательностей столицы и от того шумной и многолюдной Комсомольской площади, Романов приобрел в киоске несколько свежих газет и вскоре устроился в удобном кресле скоростного поезда «Сапсан».

Заказав чай с лимоном, как неотъемлимую традицию в путешествиях по железной дороге, Алексей Николаевич углубился в чтение газет.

Положенные три часа и сорок минут пролетели незаметно и в половине десятого часа вечера Романов вышел на перрон Московского вокзала в Северной столице.

Санкт-Петербург встретил Алексея Николаевича тихим зимним вечером, что было принято с молчаливой благодарностью.

Яично-желтая «подкова» Московского вокзала, освещенная призрачным светом уличных фонарей, выпустила Романова на площадь Восстания, занимающую одну из лидирующих позиций среди площадей Северной столицы.

Централизующий пересечение Лиговского и Невского проспектов, вертикальный гранитный монолит тридцатишести метрового обелиска безапелляционно завоевывал внимание каждого, выходящего из парадной вокзала, будь то коренной житель или гость Санкт-Петербурга. Алексей Николаевич не оказался исключением и несколько минут задумчиво смотрел вверх, до боли в шее подняв взгляд к венцу обелиска – золотой звезде, как к ордену в Победе в Великой Отечественной войне.

– Вечер добрый, генерал! – один из таксистов прервал затянувшуюся паузу молчаливого приветствия Романова с городом. – Куда едем?

– Домой, – окинув придирчивым взглядом водителя, коротко ответил Алексей Николаевич и пошел за удаляющимся к своей машине таксистом.

Едва такси выехала на Петроградскую набережную, генерал-майор попросил остановиться и, расплатившись по счетчику, вышел из теплого салона старой «Волги» задолго до своего дома.

Как на капитанском мостике, заложив руки за спину, Романов некоторое время постоял на углу Петровской и Петроградской набережных, с глубоким чувством личного наслаждения окинув взглядом панорамный вид города и реки. Повернув налево, генерал-майор побрел мимо Нахимовского военно-морского училища и навечно пришвартованного крейсера «Аврора» неторопливым прогулочным шагом.

Здесь, в прохладном, вечно простуженном городе прошло все его детство вплоть до эвакуации в солнечный Ташкент.

Потом была Москва, Прибалтика, Германия, Дальний Восток и снова Москва. Вернуться в Ленинград удалось только в конце семидесятых да и то не надолго. Служба, а позже и преподавательская работа в Академии Генштаба заставили Романова осесть в Москве, а в Северной столице Алексей Николаевич стал появляться редко и теперь уже, как гость.

Подходя к парадной родного с детства дома, генерал-майор остановился, развернулся и еще несколько долгих минут смотрел на безлюдную набережную Большой Невки.