Раиса Клеймёнова - Мы – дети войны (сборник)

Довольно долго для темпов военного времени мы оставались по сути дела гражданскими лицами. Месяц не получали форменной одежды, и нас почти не обучали военным знаниям. Молодых первокурсников, вроде меня, было очень немного. Большинство составляли студенты старших курсов, окончившие перед поступлением в Академию художественные училища или техникумы. Было также и несколько преподавателей. Так что интеллектуальный уровень, по сравнению с обычным армейским, был очень высоким. Мы горели энтузиазмом и хотели как можно скорее принести Родине реальную пользу в борьбе с врагом. Но пока только ели казённую кашу и изучали Строевой устав – брошюрку безусловно полезную, но не самую важную в июле 1941 года, когда наши войска отступали под бешеным натиском немцев.

Мы очень томились бездействием. Было обидно, что художники и архитекторы – специалисты редкой и ценной квалификации – почему-то не имели никакого полезного применения. Кому-то пришла в голову мысль: организовать сапёрно-маскировочный батальон. Нам казалось, что в таком деле именно архитекторы и художники смогут принести большую пользу. Но нас грубо высмеяли и издевательски предположили, что, вероятно, мы хотим замаскироваться от прямого выполнения своего долга. Лишь во второй половине июля все академические добровольцы распределились по тем или иным частям Ленинградского Народного ополчения.

Мы вошли в артиллерийский дивизион Первого стрелкового полка Первой гвардейской дивизии Куйбышевского района. Дивизион состоял из двух батарей полевых и противотанковых орудий. Сержантов нам придали из армейских частей, командирами батарей назначили лейтенантов из запаса. Меня зачислили в одно из отделений батареи противотанковых орудий вместе со студентами-академистами – Мишей Андрецовым, Лёней Аксельродом, Осей Богомольным, Сеней Киммельфельдом, Эмкой Ляндресом, Колей Рыбаковым, Сашей Томилиным, Серёжей Шоминым. Все они были со старших курсов творческих факультетов, но за месяц пребывания на формировке хорошо узнали друг друга и подружились. Трудно писать о друзьях, вскоре погибших на моих глазах, но воспоминания о них остались самые светлые.

Скульптор Миша Андрецов был старше меня на пять лет. Вырос он в рабочей шахтёрской семье, и была у него какая-то трезвая рассудительность во всех поступках. Большой, сильный и крепкий, он помогал мне осваиваться с очень непривычной для городского маменькина сынка суровой армейской обстановкой, учил быстро одеваться, накручивать портянки, чтобы они не сбивались (это он делал лучше всех, был приучен ещё с детства). Мы провели вместе полтора месяца, причём почти всё время в тяжёлых условиях. Однако Миша легко приноравливался ко всему. Была у него какая-то ловкость и хватка – ценные качества для солдата. Я часто думал тогда: из Мишки выйдет герой. Его решительность, постоянное присутствие духа, его сила и ловкость обещали многое. Ко мне он относился безо всякой сентиментальной снисходительности, но сердечно. Он понимал, что мне по молодости и неопытности трудно. Но, понимая, не жалел, а твёрдо и решительно учил меня всем навыкам, которых у меня недоставало.

Мой ближайший друг Эммануил, а попросту Эмка Ляндрес, был человек с утончённой душой, для которого многое, если не всё, строилось на полутонах отношений. Он кончил три курса графического факультета, был превосходным рисовальщиком. Мы были с ним однокашниками в буквальном смысле: три раза в день ели из нашего общего на двоих котелка. Эмке было двадцать шесть лет, мне ещё не исполнилось девятнадцати.

Поэтому он не всегда говорил со мной обо всём. Да в то время особая откровенность была и не в моде. Но мы понимали друг друга без слов, и это чувство взаимопонимания ещё больше сближало.

Ляндрес был давним и близким другом скульптора Оси Богомольного, которого я знал по комсомольской работе в Академии. А в военное время, когда мы жили бок о бок, Ося совершенно очаровал меня. То был человек, постоянно нёсший огромный заряд бодрости, умевший вовремя пошутить и приободрить. Он много и часто пел. Конечно, он стал взводным запевалой.

Саша Томилин, милый, скромный мальчик, немного углублённый в себя, был менее активен, но по-своему очень симпатичен.

Из нашего отделения наиболее серьёзным был Сеня Киммельфельд – студент живописного факультета. Он был самым взрослым. Ему оставалось несколько дней до защиты и получения диплома художника, когда началась война. Без малейшего колебания он пошёл добровольцем.

Ближайшим его другом был Серёжа Шомин, тоже живописец. Из всей группы только мы с Серёжей пережили войну. В памятном бою под селом Большая Вруда, когда была разбита наша дивизия, он попал в плен, долго находился в неволе, бежал к партизанам, затем сражался в рядах Советской Армии.

Прошёл почти месяц, когда после перемены многих мест мы оказались в помещении Торгового института на улице Марата и через несколько дней нас обмундировали. Выдали также винтовки и противогазы. Противогазы нам выдавали со склада, расположенного в подвале бывшего Мраморного дворца. Винтовки были производства 1915 года и со многими раковинами в стволе. Нам объяснили, что годность у них – 75 %, но стрелять из них можно (хотя патронов не дали).

– Главное, – сказали нам старшие товарищи, – помните Гражданскую войну: надо отнять у врага хорошее оружие и бить им!

Это, как я знаю теперь из воспоминаний многих других ополченцев, было широко распространённым советом того времени. Некоторым давали одну винтовку на троих, с той же рекомендацией: отнять оружие у врага.

Моральная подготовка была у нас на очень высоком уровне. Через весь Загородный проспект мы три раза в день ходили кормиться в Технологический институт и бойко пели «Артиллеристы, Сталин дал приказ!». Пели и другие патриотические марши того времени: «… и врагу никогда не гулять по республикам нашим», «…малой кровью, коротким ударом».

Строевой подготовкой (единственное, на что тратилось много времени) занимались в сквере на Коломенской улице. Изучали также устройство винтовки и противогаза. Через несколько дней принесли плакат с изображением 45-миллиметрового противотанкового орудия. Предполагалось, что глядя на него, мы постигнем технику стрельбы и тактику ведения боя с танками противника. Физическим развитием мы не занимались, и это было большой ошибкой командования.

Обмундированные в гимнастёрки и брюки с обмотками, прикрыв остриженные наголо головы сдвинутыми набекрень пилотками, мы были счастливы своим лихим военным видом и в первый же свободный час сбежали в фотоателье на Невский проспект, чтобы запечатлеть себя в форме. Было в этом поступке что-то от маскарада. Никто не понимал, что война продлится почти четыре года, а жить большинству из нас осталось несколько дней…