Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

– Христосъ воскресъ? – сказалъ онъ и, придвинувшись къ Валерьяну такъ, что сильно запахло сукномъ мужицкимъ и дегтемъ, три раза поц ѣловалъ Валерьяна въ самую середину губъ своими кр ѣпкими, св ѣжими губами. Въ ту самую минуту, какъ он ѣпоц ѣловался съ этимъ мужикомъ и бралъ отъ него темновыкрашенное яйцо, Валерьянъ взглянулъ на Катюшу и встр ѣтился съ ней глазами. Она опять покрасн ѣла и что то стала говорить Матрен ѣПавловн ѣ. «Да отчего же н ѣтъ?» – подумалъ Валерьянъ и направился къ ней.

– Христосъ воскресъ, Матрена Павловна? – сказалъ онъ.

– Воистин ѣ, – отв ѣчала Матрена Павловна, обтирая ротъ платочкомъ. – Чтожъ, все кончили?

Минутку онъ поколебался; потомъ самъ вспыхнулъ и въ туже минуту приблизился къ Катюш ѣ.

– Христосъ воскресъ, Катюша? – сказалъ онъ.

– Воистин ѣвоскресъ, – сказала она и, вытянувъ шею, подвинулась къ нему, блестя своими, какъ мокрая смородина, блестящими черными глазами.

Они поц ѣловались два раза, и она какъ будто не хот ѣла больше.

– Чтожъ? – сказалъ онъ.

Она вспыхнула и поц ѣловала 3-й разъ.

– Вы не пойдете къ священнику? – спросилъ Валерьянъ.

– Н ѣтъ, мы зд ѣсъ, Валерьянъ Николаевичъ, посидимъ, – сказала она, тяжело, радостно вздыхая и глядя ему прямо, прямо въ глаза своими кроткими д ѣвственными, любящими глазами.

Бываетъ въ сношеніяхъ съ любимымъ челов ѣкомъ одна минута, одно положеніе, въ которомъ особенно и лучше и дороже всего представляется этотъ челов ѣкъ. Такой минутой была эта для Валерьяна. Когда онъ вспоминалъ Катюшу, то изъ вс ѣхъ положеній, въ которыхъ онъ вид ѣлъ ее, эта минута застилала вс ѣдругія. Черная гладкая головка, б ѣлое платье съ складками, такъ д ѣвственно охватывающее ея стройный станъ, и эти н ѣжные глаза, и этотъ румянецъ, и на всемъ ея существ ѣдв ѣглавныя черты – чистоты, д ѣвственности и любви не только къ нему, но любви ко вс ѣмъ, къ людямъ, – любовь благоволенія.

Валерьянъ отстоялъ и позднюю об ѣдню и вернулся домой, какъ по ѣхалъ, одинъ верхомъ.

Въ этотъ день вечеромъ Валерьянъ встр ѣтилъ Катюшу въ коридор ѣи остановилъ ее. Она засм ѣялась и хот ѣла уб ѣжать, но онъ обнялъ ее и протянулъ къ ней губы. Она, не дожидаясь его, сама поц ѣловала его и уб ѣжала 13 13 Зачеркнуто: Все это было ничего. Но . Въ этотъ день рано легли спать, и Валерьянъ больше не видалъ Катюшу.

На другой день 14 14 Зач .: онъ встр ѣ тилъ ее опять въ коридор ѣ , и новое чувство, низкое чувство похоти къ ней случилось, что къ тетушкамъ прі ѣхали гости, которыхъ надо было пом ѣстить въ комнату, занятую Валерьяномъ, и Катюша пошла убирать эту комнату. Валерьянъ взошелъ въ комнату, когда она была одна въ ней. Они улыбнулись другъ другу. Онъ подошелъ къ ней и почувствовалъ, что надо д ѣлать что то. Д ѣлать надо было то, чтобы обнять ее. И онъ обнялъ ее; губы ихъ слились въ поц ѣлуй. «Но потомъ что?» спрашивалъ онъ себя. Еще что то надо д ѣлать. И онъ сталъ д ѣлать, сталъ прижимать ее къ себ ѣ. И новое, страшно сильное чувство овлад ѣло имъ, и онъ чувствовалъ, что овлад ѣваетъ и ею. Онъ понялъ, какое это было чувство. Онъ, не выпуская ее изъ своихъ объятій, посадилъ ее на постель, но, услыхавъ шумъ въ коридор ѣ, сказалъ:

– Я приду къ теб ѣночью. Ты в ѣдь одна.

– Н ѣтъ, н ѣтъ, н ѣтъ, ни за что, – говорила она, но только устами.

Матрена Павловна вошла въ комнату и, зам ѣтивъ ихъ лица, насупилась и выслала Катюшу.

– Я сама сд ѣлаю.

Валерьянъ вид ѣлъ по выраженію лица Матрены Павловны, что онъ д ѣлаетъ нехорошо, да онъ и такъ зналъ это, но чувство, новое чувство, выпроставшееся изъ за прежняго чувства любви, овлад ѣло имъ. Онъ не боялся этаго чувства, онъ зналъ, чтò надо д ѣлать для удовлетворенія этаго чувства, и не считалъ дурнымъ то, чтò надо было д ѣлать, и отдался этому чувству воображеніемъ, и чувство овлад ѣло имъ. Весь день онъ былъ не свой. Онъ чувствовалъ, что совершается что-то важное и что онъ ужъ не властенъ надъ собой. Онъ ц ѣлый день и вечеръ искалъ случая встр ѣтить ее одну; но, очевидно, и она сама изб ѣгала его и Матрена Павловна старалась не выпускать ее изъ вида. Но вотъ наступила ночь, вс ѣразошлись спать. Валерьянъ зналъ, что Матрена Павловна въ спальн ѣу тетокъ и Катюша въ д ѣвичьей одна. Онъ вышелъ на дворъ. На двор ѣбыло тепло, и б ѣлый туманъ, какъ облако, наполнялъ весь воздухъ. Шагая черезъ лужи по оледен ѣвшему сн ѣгу, Валерьянъ об ѣжалъ къ окну д ѣвичьей. Катюша сид ѣла у стола и смотр ѣла передъ собой въ задумчивости, не шевелясь; потомъ она улыбнулась и покачала, какъ бы на свое воспоминаніе, укоризненно головой.

Онъ стоялъ и смотр ѣлъ на нее и невольно слушалъ страшные звуки, которые доносились съ р ѣки, текшей въ 100 шагахъ передъ домомъ. Тамъ, на р ѣк ѣ, въ туман ѣ, шла неустанная тихая работа, ломало ледъ, то соп ѣло что-то, то трещало, то осыпалось, то зв ѣн ѣло – ломало ледъ. Онъ стоялъ, стоялъ, любуясь ей. Странное чувство жалости къ ней западало къ нему въ сердце, глядя на ея задумчивое, мучимое внутренней работой лицо. Онъ начиналъ жал ѣть ее и боялся этой жалости. И чтобы скор ѣе заглушить эту жалость другими чувствами вождел ѣнія къ ней, онъ стукнулъ въ окно. Она вздрогнула, какъ подпрыгнула, ужасъ изобразился на ея лиц ѣ. Она придвинула свое лицо къ стеклу – выраженіе ужаса не оставляло ее, не оставило даже и тогда, когда она узнала его. Она улыбнулась только, когда онъ улыбнулся ей, улыбнулась, только какъ бы покоряясь ему. Онъ махалъ, звалъ, а она помотала головой, что н ѣтъ, не выйдетъ. Онъ хот ѣлъ уговаривать, но вошла Матрена Павловна, и Валерьянъ ушелъ. Долго онъ ходилъ въ туман ѣ, слушая ледъ, и колебался, уйти или опять подойти. Онъ подошелъ: она сид ѣла одна у стола и думала. Она взглянула въ окно, онъ стукнулъ. Она выб ѣжала. Онъ обнялъ ее, и опять поц ѣлуи и опять сознательное съ его стороны разжиганіе страсти, поглощавшее, затаптывавшее прежнее чистое чувство. Они стояли за угломъ на сухонькомъ м ѣст ѣ, и онъ, не видя времени, томился неудовлетвореннымъ желаніемъ и больше и больше заражалъ ее.

Матрена Павловна вышла на крыльцо и крикнула. Онъ уб ѣжалъ. Она вернулась.

Въ эту же ночь онъ подкрался къ ея двери рядомъ съ комнатой Марьи Ивановны. Онъ слышалъ, какъ Марья Ивановна молилась Богу и, стараясь ступать такъ, чтобы не скрип ѣли половицы, подкрался къ ея двери и зашепталъ. Она не спала, вскочила, стала уговаривать его уйти.

– На что похоже? Ну можно ли, услышатъ тетинька, – говорили ея уста, а взглядъ, который онъ вид ѣлъ въ пріотворенную дверь, говорилъ: «милый, милый, ты знаешь, в ѣдь я вся твоя». И это только понималъ Валерьянъ и просилъ отворить.

Она отворила. Онъ зналъ, несомн ѣнно зналъ, что онъ д ѣлаетъ дурно, но онъ зналъ тоже, что именно такъ вс ѣд ѣлаютъ и такъ надо д ѣлать. Онъ схватилъ ее, какъ она была, въ чистой, но жесткой, суровой рубашк ѣсъ обнаженными руками, поднялъ и понесъ. Она почувствовала прикосновеніе этихъ какъ бы каменныхъ напряженныхъ мускуловъ, поднимающихъ ея руки, и почувствовала, что она не въ силахъ бороться.