Гавриил Гераков - Путевые записки по многим российским губерниям

Монахини одна другой скромнее, разговор кроткой, умный и душе приятный; с благодарностью вышли прося изъявишь наше почтение больной Игуменье, которую перед приездом нашим соборовали; она ждет смерти, как последней отрады отличной жизни своей: так к ней все относились. В Тихвинском женском Монастыре, в особом отделении, стоит богатая гробница, с телом Царицы Дарии Алексеевны, Супруги Царя Иоанна Васильевича Грозного и племянницы её Леониды Александровны Княжны Долгорукой. В 8-м часов, обедали и ужинали все почти свое; но за сено, ночлег, хлеб и сливки, заплатили очень дорого. 4-го Июня рано выехали из Тихвина; три станции, ужаснейшая дорога и преплохие мосты; да не приведет Бог ехать ни одному доброму человеку, разве злым за наказание. Но материалы уже заготовлены. Слобода Соминская прекрасна; на реке Сомине видно, что жители торговцы, чисты вообще; а женщины живы, не дурны и приветливы, ни одной шляпки, ни чепчика. 5-го Июня, в езде, только останавливались в Устюге, в дурном трактире обедали, за то дорого заплатили; – опрятство и здесь заметил особенно в женском поле. 6-го Июня, Воскресенье, в десять часов в Мологе. Все дышет Руским; идут к обедне в нарядах, нарядах Руских: опять как, не сказать, нежный пол был румян, прекрасен. Переменя лошадей, пустились, и в Рыбинске. Любезностию передового, остановились не в частном доме, а в Руском трактире, где при всем нашем, исключая стерлядки крошечной и дурной ботвиньи, ужаснейший счет подан и заплачен; точно по Парижски, не берут, а дерут. Рыбинск город живой: все кипит, говорит, рассуждает, иначе быть нельзя, судов множество, и вот кормилица С. Петербурга. В даль не вхожу, а чиновники живут и хорошо и гостеприимны; тут уж видны и шляпки и турецкия шали, и прочие наряды. По улицам, иные ходят, другие гуляют, в кружку стоят, прохожих оглядывают, заметя новое лицо, поклонятся: еще грубость иноземная не достигла сего города, слава Богу. Голова Рыбинска, купец Попов, богаче всех, умнее и скромнее, по сердцу пришел мне, весело учиться не у надутого, каковы большею частию иноземные просветители, только пыль в глаза бросают. Попов на мои слова, что при богатстве города стыдно видеть деревянную набережную, отвечал; естьли бы Государь Император приказал брать по денежке с куля привозного, то в самой скорости, вся набережная была бы каменная; однако город имеет прекрасные церкви, биржу, и более ста пятидесяти каменных домов; устав, сели и поехали. Дорогою пили кофий в четвертом часу утра, у смотрителей почт. Иные живут чисто, и можно кое-что достать, а иные, – войти нельзя. 7-го Июня, чрез Ярославль и Ростов приехали в три часа но полудни в деревню товарища моего, Богородицкое. – Нет слов описать радости крестьян, увидя своего барина в первой раз, и нет слов пересказать, видя чистоту мужиков, баб, девок и детей, счастие и довольство на лице у всех; как весело встречать в низкой доле прямое веселие и должную признательность к своему доброму помещику. Вошед в барской дом, в котором 30 лет никто не жил, а все в порядке, можно заметишь что тут живали Бояре: какие аллеи, пруды, сады, богатство крестьян! Все возвещает хорошее управление. После многих посещений, хлеба и соли и душевных разговоров, в девятом часу обедали, и вскоре утомленные предались сладкому сну, в замке огромном, где тридцать лет ни кто не ночевал; смешно , однако я пересмотрел двери, замки, хорошенько притворил; осторожность везде нужна, хотя среди добрых поселян. 8-го Июня. Шестисуточная езда, молнии, гром, проливные дожди, холод, не причинили новичку, мне, ни какого вреда; маленькой флюс, насморк, при выезде из С. Петербурга; теперь здоров. Были у обедни, после которой молебен, Священник молодой человек, читал проповедь о повиновении Начальству и урок Господину; дай Бог, чтоб и в столицах так говорили. Объезжали другие деревни, принадлежащие моему товарищу, и слезы радости встречали и провожали. Баня Руская горячая и купанье, обед и ночлег в селе же Богородицком. 9-го Июня. Деревни собрались; песни, пляски выпроводили нас двенадцать верст, как будто в торжестве; в 8-м часов по полудни остановились в Ярославле у купца Федора Афанасьевича Москотильникова; человек умный, л ет 75-ти, был несколько раз Городским головою. В 10-ть часов прислал просить к себе Губернатор Александр Михайловичь Безобразов; он так же гостеприимный, как и в столице; им и супругою его Анною Феодоровною, прелестною по душе и наружности, не могу нахвалиться; час времени побеседовав, возвратился к своему товарищу, и воздав благодарение Богу, бросился на свежее сено, заснул. 10-го Июня. В седьмом часу, пошли ходить по городу: очень чист и хорош с мостовою; сорок четыре церкви каменные, одна другой лучше, [2] А по словам жителей Ярославля более шестидесяти церквей, больших и малых. в старинном вкусе, что и придает величие, особенно, что снутри и снаружи с верху до низу разрисованы. Я заходил к стоящему здесь Дивизионному Генералу Н. М. Сипягину, которой год тому назад сделал мне услугу, да и кому он не рад делать приятности? В 13 часов, по приглашению Москотильникова, в его древней покойной коляске, вместе с ним были в сумасшедшем доме. Как больно, видеть себе подобных, в таком жалком положении, но должно посещать сии домы, дабы смиряться. Кто из смертных может сказать, что чрез час, и менее, не постигнет его сие горестное несчастие? Тут одна девица оставила во мне сильное впечатление. Более четверти часа, я смотрел на нее: тело и глаза как бы оцепенели, горесть и равнодушие видны на бледном правильном лице её; другие и другие смеялись, будто счастливые: какое ужасное счастие! Отворотился, чтоб утерть слезы; в цепях, не хотел видеть. Боже сохрани и помилуй! лучше дай смерть, нежели лишишься ума, се единый неоцененный дар Творца, чем человек различает зло от добра. Были в больницах, в рабочем доме; везде чисто и хорошо, но в доме незаконорожденных чрезвычайно чисто и опрятно, и дети здоровы, скольких видел. В час дома, писали письма. Обедал у Губернатора и вместе с ним в Сиротском доме, учрежденном покойным Мельгуновым, возобновленном и в возможный порядок приведенном бывшим Губернатором Политковским, так говорил Ал. Мих. Безобразов; тут воспитанники читали свои сочинения; в прозе и стихах. Прилагаю одну басню, сочиненную тринадцатилетним воспитанником Павлом Антипьевым. УЧЕНЫЙ ВОЛК. Когда разврат зверей противен Зевсу стал, То он за то на них смерть с голодом послал. Тогда и Лев и Барс с поникшею главою Внимали с ужасом болезненному вою, На силу ноги волк от голоду таскал И пищею себя он больше не ласкал. Чем буду, думал он питаться За что могу теперь приняться? Нет сил ловить овец, Пришол знать мой конец! В беде такой весь ум волк собрал свой, Придумал я – прибрел кой-как к жрецу смиренно И с постной рожею просить стал умиленно. Возмись, святой отец, добру меня учить, Злым хищником уж мне противно стало жить. Да сердца и ума благое просвещенье Отклонят от меня небес правдивых мщенье, Хочу я истину как добрым быть узнать И более вперед грешить не начинать. Жрец добрый удивился Что волк переменился, И так не мешкавши его до сыта накормил И с радостью потом за книгу посадил; Разинув волчью пасть завылЧитать дальше