Гордон Олпорт - Становление личности. Избранные труды

Проще всего позитивистский взгляд на человека выразить так: на него смотрят как на реактивное существо. То, что он думает, определяется внешними силами или внутренними влечениями. Подобно традиционным естественным наукам, позитивная психология рассматривает движения как порожденные и детерминированные давлением. Человек подобен неодушевленным предметам (в том числе машинам) и элементарным организмам.

Позитивистские взгляды на человека редко формулируются явно. Психологи слишком заняты изучением тех или иных реакций у людей или у крыс, чтобы формулировать конечные неявные следствия, вытекающие из их работы. Они просто в соответствии со своими процедурами допускают, что человек – чисто реактивное существо. Как указывалось в главе 9, даже беглый взгляд на словарь психологов показывает, что такие понятия, как reflex, reaction, response, retention [рефлекс, реакция, ответ, удержание в памяти] являются гораздо более употребительными (быть может, в сотни раз более употребительными), чем слова с префиксом pro – такие, как proactive, programming, propriate, proceeding, promise [проактивный, программирование, собственный, продление, перспектива]. Понятия, начинающиеся с re , имеют дополнительное значение повторения, пассивности, подталкиваемости и управляемости. Понятия с pro предполагают будущее, намерения, бросок вперед. Психология большей частью смотрит на человека в понятиях не про акции, а ре акции [646] .

Позитивизм не претендует на сведение воедино своих взглядов на человека. Его задача – находить мелкие факты в контролируемых условиях. «Факты» обязательно мелкие, так как надежности можно, как правило, достичь, только имея дело с ограниченными фрагментами поведения. Тотальное поведение настолько неточно, что позитивист отворачивается от него. Фрагментация дает более прочные результаты. Вследствие этого внимание отдается парциальному, физическому, квазимеханическому, регуляторному, логическому аспектам, которые можно контролировать. Соответственно, из сферы внимания уходит символическое, алогичное, некодируемое, конфигуративное, потому что их нельзя надежно контролировать.

Таким образом, позитивизм учит нас быть осторожными и консервативными, проверять и подтверждать, быть тщательными и точными. Бо́льшая часть подобной точной информации, накапливаемой в психологии личности, как мы видели, собирается в соответствии с канонами экспериментальных исследований. Эта процедура привлекательна для нас, потому что она предлагает наилучшие средства проверки наших открытий. Цена, которую мы платим – ограничение нашего любопытства только частью человека. Мы подавляем интерес к целостной структуре.

Позитивизм стремится к номотетическим обобщениям относительно поведения, а потому любопытство к внутренней организации конкретной души можно рассматривать как субъективное и «ненаучное». Почему-то считается, что гнать через лабиринт взвод белых крыс – более научно, чем заниматься сложной организацией конкретной личности. Достойнее заниматься средними значениями и вероятностями для популяции, чем изучать жизненный стиль одного человека. Такие предпочтения вполне понятны в технологической и машиноцентрической культуре.

Позитивисты с их формулировкой реально не понимают (или понимают редко), что они находятся в плену специфических философских воззрений, особого периода культуры и узкого определения науки. Позитивизм редко защищает свое детерминистское, квазимеханическое видение человека, он просто принимает его как само собой разумеющееся. Его метафизика не исследуется и, как однажды сказал философ Уайтхед: «Нет более надежной науки, чем та бессознательная метафизика, которую он [позитивизм] молчаливо предполагает».

Конечно, несправедливо винить позитивистские воззрения в психологии и социологии в незавидном положении современного человечества, хотя многие критики это делают. Позитивизм – скорее отражение, чем причина фрагментации личности в современном мире. Максимум, в чем он виноват, так это в том, что, оставаясь «сосредоточенным на методе», а не «ориентированным на проблему», производит массу «крошечных» фактов, платя за это отсутствием связного видения человека как целого [647] . Однако по справедливости мы должны поблагодарить позитивизм за те здоровые ограничения, которые он налагает на недисциплинированные спекуляции, и за многие полезные (пусть и частичные) открытия.

Психоаналитические формулировки

Много было написано относительно психоаналитического образа человека. Действительно, этот образ так хорошо известен, что здесь требуются только самые краткие комментарии в дополнение к тому, о чем мы писали в главах 7 [648] и 9.

В некоторых отношениях психоаналитическая картина сходна с позитивистской. Человек – это квазимеханическое реагирующее существо, побуждаемое тремя тираническими силами: окружающей средой, ид и суперэго . Человек, насколько может, приспосабливается внутри этого треугольника сил. Его хваленая рациональность играет небольшую роль. Поскольку он полон защит и склонен к рационализации, поиск им конечной истины обречен на неудачу. Если, скажем, он утверждает, что нашел истину в религии, это открытие называют иллюзией, порожденной его неврозом.

Ортодоксальная психоаналитическая доктрина несет в себе глубокий пессимизм (фрейдистский стиль). Человеком настолько владеют бессознательные силы ид , что он никогда полностью не освобождается от свирепости и страстей, заложенных в его природе. Лучшее, на что мы можем надеяться, – сублимация. Подлинной трансформации мотивов (см. главу 10) не существует.

Как ни беспощадна эта картина, ни одна теория современного человека не может спокойно игнорировать элементы истины, имеющиеся в психоаналитической доктрине. Как же мы можем надеяться увидеть человека целиком, если исключить темную сторону его природы? Однако многие нынешние психоаналитики считают, что этот образ излишне акцентирует роль бессознательного и силы либидо в личности. Неофрейдистская «эго-психология» расширила перспективу и во многих отношениях пришла бы к согласию с теми школами мысли, которые мы рассмотрим ниже.