Марике Нийкамп - 54 минуты. У всех есть причины бояться мальчика с ружьем

Она не может сдаться ему. Он никогда ее не отпустит.

Он никогда не отпустит нас. Ему нужна не только она. Его месть не для нее.

Но на ее месте я бы сделала то же самое. Когда Мама́ заболела, братья приехали со всей страны, чтобы помочь нам закрыть ее юридическую фирму и переехать на ферму Абуэло. Когда Томаса чуть не выгнали из школы, мы с Абуэло отправились к директору Трентон, чтобы этого не случилось. Когда я рассказала своим о моей подруге, они обрадовались моему счастью, хотя отец Джонс вечно говорит на проповеди о грехе, аде и проклятии.

Я бы осталась в Оппортьюнити и пожертвовала своими мечтами ради семьи.

Не могу представить, как может быть иначе. Я люблю Отем так же сильно, как презираю Тайлера. Вот почему я так и не рассказала ей, что он сделал. Я хочу, чтобы она сохранила свою единственную семью.

Отем отделяется от нас – и я ничего не могу сделать. Я бы побежала к ней, обняла ее, но в то же время мне хочется обнять брата и никогда его не отпускать. Много месяцев мы почти не разговаривали, но то, что он здесь, придает мне сил. Я даже не знала, что они у меня есть. Мне хочется удержать это чувство – и брата.

Я не могу потерять их.

Я заканчиваю песню, начатую Томасом.

Каждый раз, моргая, я вижу, как лицо Ниа разлетается от пули. Крик Аши звучит у меня в ушах – а может быть, она все еще кричит. Тай – мой единственный брат, но сейчас я хочу, чтобы он умер. Чтобы он взял винтовку и застрелился.

Или чтобы я очнулась от этого кошмара и все снова стало нормально.

Я пристально смотрю на Тая, стараясь не обращать внимания на остальных. Меня больше не жалеют, не думают о моем несчастном чертовом доме. Теперь меня окружает гнев, страх, ненависть. Меня винят в смерти Ниа – и правильно. Если бы я встала, то могла бы спасти ее.

Надеюсь, Сильв не смотрит, надеюсь, она тоже отвернулась.

Таю трудно дотянуться до парнишки, сидевшего рядом с Ниа. Тому хватило ума забраться под сиденья. Парнишка ползет по проходу, но когда на пол падают красные костыли, я ахаю.

Мэтт. Я никогда его не видела, но Тай так тепло говорил о нем. Когда я проводила долгие вечера с Сильв, Тай оставался с Мэттом и Клер – они стали для него семьей, о которой он всегда мечтал.

Если он не жалеет даже Мэтта, то не пожалеет никого.

В душе у меня сумятица. Я смотрю на брата, своего лучшего друга, защитника, таскавшего мне шоколад после уроков балета, – этого Тая я потеряла, – и вижу чужака, стащившего мои балетные туфли, чтобы показать отцу. Тогда он просто стоял и смотрел, как отец меня избивает. А мне казалось, что отец меня убьет. Кто же этот человек, которого я называла братом? Я уже не понимаю, кто мы сейчас. Но когда-то мы были другими, и может быть, теперь я что-то смогу сделать. Если кто-то и может достучаться до него, так это я. Я должна попробовать.

Я встаю. Никто меня не замечает. Все глаза прикованы к Таю и его следующей жертве.

– Тайлер…

Голос мой напоминает хриплый шепот. Я сглатываю. Мурашки бегут по спине до самых кончиков пальцев.

Раздается удивленный шепоток. Головы поворачиваются. Нарушенная тишина придает мне силы. Я откашливаюсь и, прежде чем Тайлер успеет застрелить кого-то еще, говорю:

– Тайлер, я здесь.

Си Джей Джонсон

@CadetCJJ

Не могу найти брата. Мои друзья умирают. Это ад. #OHS

10:21 АМ

Си Джей Джонсон @CadetCJJ 10:21 АМ

Он сказал, что мы разрушили его жизнь и теперь нам не сбежать. #OHS

Джим Томасон @JTomasonSTAR 10:22 АМ

В ответ @CadetCJJ

Ты считаешь, школа виновата в ситуации? Наши репортеры хотели бы побеседовать.

С другой стороны двери кто-то закончил мою песню.

Я стучу снова. Она отвечает. Она. Сильвия. Я знал, что она будет в зале, как истинная отличница, но это подтверждение меня убивает. Как мне сообщить, что я вернулся за ней? Как сказать, что я вытащу ее оттуда?

Я прикладываю ладонь к гладкой двери. В этом году мы с Сильвией почти не разговаривали. В средней школе она была соучастницей всех моих проделок, и первые два года в старшей школе тоже. Ей удавалось дурачить всех: все считали ее ангелом, даже когда она влюбилась в тощего белого цыпленка.

Когда Мама́ заболела, Сильв стала более серьезной. Прошлое лето она была какой-то тихой и замкнутой. Тогда я и потерял ее. Иногда она смотрит на меня, и мне кажется, что мы живем в разных мирах. Но иногда мы находим друг друга, и тогда я вспоминаю, что значит быть семьей.

Она стучит снова, медленно. Я ощущаю вибрации ладонью. Это другая мелодия, испанская колыбельная, которую пела нам мама, когда мы были маленькими. Песня медленная, печальная и полная надежды. Удивительно, но я улыбаюсь.

Нашу песню прерывает новый выстрел.

Тишина.

Нет. Нет. Нет . Если бы я мог пробить дверь, я сделал бы это. Я прикусываю губу, чтобы не закричать. Нас разделяет пропасть – меня, скорчившегося на холодном линолеуме, и ее там, на потрепанном ковре.

Я тянусь за молотком. Если замок не удается вскрыть, его ломают. Если ударить правильно, пружина откроется. Шум услышат внутри, но мне больше нет до этого дела. Если я не открою дверь, они умрут. Сценарий уже безнадежный.

Я сдерживаю дыхание, расслабляю плечи, беру молоток обеими руками. Мне не выстоять против пуль, но молоток может справиться с этой чертовой дверью.

Я прицеливаюсь и отступаю.

– Стой! – громкий шепот Фарида останавливает меня еще до замаха.

Фарид весь мокрый. Волосы прилипли ко лбу. Он сжимает болторез, наклоняется ко мне, с трудом переводя дух.

– Я слышал сирены. Полиция скоро будет здесь.

Я отступаю. Кончиком рукава вытираю слезы, навернувшиеся на глаза. Наконец-то. Нам нужна полиция. Здесь и сейчас .

– Двери открыты?

Фарид качает головой:

– Только две. Все цепи резать слишком долго, но мы сможем направить людей к выходу. Это лучше, чем ничего.

Я смотрю на двери. Конечно, Фарид не хотел, но его слова меня больно жалят. Он сделал то, что должен был, а я провалился – с треском.

Я забираю у него болторез. Теперь настало мое время.

– Сначала нужно выпустить их отсюда.

Не говоря ни слова, Фарид подходит и сжимает мое плечо. А потом встает у двери и поднимает цепь так, чтобы подхватить концы, когда я ее перережу. Я накладываю лезвия на звено и со всей силы сжимаю их.

Рация потрескивает. Диспетчер передает откликнувшимся экипажам коды. Было бы проще, если бы я их не понимала, но чаще всего они говорят на обычном английском языке. О машинах, об оцеплении. В Оппортьюнити всего две полицейские машины, а поддержки из других городов недостаточно.