Адель Фабер - Как говорить, чтобы подростки слушали, и как слушать, чтобы подростки говорили

Джим с уважением кивнул: «Да уж, Майкл, здорово ты разложил все по полочкам. Естественно, все, что ты только что сказал, будет касаться всех детей, и обычных, и геев».

В комнате внезапно воцарилась полная тишина. Некоторым из присутствующих, судя по всему, стало не по себе от этой фразы.

«Я рада, что вы об этом упомянули, Джим, – сказала я. – Мы должны осознавать вероятность того, что молодой человек может быть гомосексуалистом и все рекомендованные Майклом меры предосторожности будут настолько же важны и для него или нее тоже».

Джим замялся. «Я эту тему поднял, наверно, потому, что вспомнил о племяннике, – сказал он. – Ему только что исполнилось шестнадцать, и несколько недель назад он признался мне, что он гей. Он сказал, что говорит это мне, потому что уверен, что я среагирую на это нормально, но его очень беспокоит, как воспримут эти новости его родители. Судя по всему, он уже давно хотел рассказать им об этом, но боялся, не зная, как они это воспримут. Реакции матери он не очень опасался, но не знал, что сделает, узнав, отец.

Мы очень долго разговаривали о вероятных последствиях, и в какой-то момент он произнес: «Я все-таки это сделаю, дядя Джим. Я им все расскажу».

Ну, так он и сделал. Он все им рассказал. Поначалу родители очень расстроились. Отец хотел, чтобы он пошел к психотерапевту. Мать пыталась его хоть как-то поддержать. Она объяснила, что в периодически возникающей у молодого человека тяге к лицам того же пола ничего особенно необычного нет и что это, скорее всего, со временем пройдет.

Но тут сын сказал ей, что со временем это не пройдет, что эти чувства присутствуют у него уже достаточно давно и что он надеется на понимание со стороны родителей. Должно быть, им было очень тяжело это слышать, но они, судя по всему, постепенно пришли в себя. В конечном счете его больше всего удивило именно поведение отца. Тот сказал, что, каким бы он ни был, он навсегда останется их сыном и что они никогда не перестанут любить и поддерживать его.

Можете представить себе, какое облегчение почувствовал парень. Да и мне, как его дяде, стало гораздо спокойнее. Не знаю, что могло бы случиться, если бы его родители от него отвернулись. Я слышал немало рассказов о том, как дети впадали в серьезные депрессии или даже пытались покончить с собой, когда родители отвергали их из-за нетрадиционной сексуальной ориентации».

«Вашему племяннику повезло, – сказала я. – Любому родителю чрезвычайно трудно примириться с гомосексуальными наклонностями своего ребенка. Но, умея принимать своих детей такими, какие они есть на самом деле, мы делаем им огромный подарок, то есть даем им силу оставаться собой и смелость, необходимую, чтобы начать бороться с предвзятостью внешнего мира».

Долгое молчание нарушили задумчивые слова Лоры: «Есть еще одна штука… Какой бы ориентации ни были наши дети, им все равно надо дать понять, что любые взаимоотношения радикально меняются, как только в них добавляется сексуальная составляющая. Все сильно усложняется. Все чувства приобретают небывалый накал. И если что-то пойдет не так, если случится разрыв… а это ведь происходит в юношестве почти постоянно… горе может быть просто нестерпимым. Я помню, что было с моей лучшей школьной подружкой, которая с ума сходила по одному мальчику. Он уговорил ее с ним переспать, а потом променял ее на другую девушку. Моя подруга просто сломалась. Она стала хуже учиться, не могла ни есть, ни спать, ни заниматься, ни на чем сосредоточиться. Все это длилось очень долго».

Джим всплеснул руками. «Одним словом, – провозгласил он, – наслушавшись ваших рассказов, я начинаю думать, что все говорит в пользу воздержания. Давайте уж начистоту, ведь это единственный стопроцентно безопасный метод предохранения. Я знаю, кто-нибудь сейчас может начать говорить, что половой зрелости теперешние дети достигают раньше, а в браки вступают позже, и что ожидать от них все эти годы воздержания нереалистично, но воздержание – это не запрет вообще друг к другу не приближаться. Они вполне могут держаться за руки, обниматься, целоваться или даже, как мы говорили, немного «потискаться». И это будет вполне нормально… ну, я хочу сказать, для всех остальных нормально, кроме моей дочери».

Люди заулыбались. Но Лору не оставляли сомнения. «Очень легко нам сидеть тут за столом и решать, что позволять, а чего не позволять ребенку. Но ведь по пятам за ними круглые сутки ходить не будешь… Да и что им не говори, кто знает, будут они слушать нас или нет?»

«Вы правы, Лора, – сказала я, – никаких гарантий нет. Что бы ни говорили родители, дети все равно попытаются проверить установленные рамки на прочность, а некоторые будут их нарушать. Однако все навыки, в применении которых вы тренировались на протяжении последних месяцев, повысят вероятность того, что ваши дети все-таки будут к вам прислушиваться. Но еще важнее то, что они будут достаточно верить в себя, чтобы прислушиваться к себе и устанавливать свои собственные рамки».

«Ваши бы слова да богу в уши!» – воскликнул Тони. – Я изо всех сил надеюсь, что все сказанное вами относится и к наркотикам тоже, потому что у меня очень нехорошие предчувствия в отношении некоторых ребят из компании, с которой начал водиться мой сын. Репутация у них не из лучших, одного из них даже на время исключали из школы, потому что он пришел на занятия под кайфом… и я совсем не хочу, чтобы мой парень попал под его влияние. Я хочу сказать, что мне хотелось бы знать, каким образом отвадить его от них, если они попытаются заставить его принимать наркотики? Ну, например, что мне надо будет ему сказать?»

«А что бы вы сами хотели ему сказать?» – спросила я.

«То же самое, что мне говорил отец».

«И что же это?»

«Что он переломает мне все кости, если застукает меня с наркотиками».

«Вас это остановило?»

«Нет. Я просто стал вести себя так, чтобы он гарантированно меня не застукал».

Я засмеялась: «Ну, по крайней мере, теперь вы точно знаете, как поступать нельзя».

В беседу вмешалась Лора: «А что, например, если сказать ему: «Слушай, если кто-нибудь попытается уговорить тебя попробовать наркотики, просто говори нет ».

Тони уставился на меня, словно спрашивая, что я думаю по этому поводу.

«Проблема этого подхода состоит в том, – сказала я, – что он не самодостаточен. Дети должны услышать не только одно «просто говори нет». Они сегодня находятся под гигантским давлением, заставляющим их «просто сказать да». Комбинация сообщений, которыми их бомбит поп-культура, доступности наркотиков и прессинга со стороны сверстников может обладать такой силой, что сопротивляться ей становится почти невозможно: «Тебе обязательно надо попробовать»… «Поверь мне, тебе понравится»… «Штука крутейшая»… «Такоооой кайф получаешь»… «Поможет расслабиться»… «Ну, давай, не будь занудой».