Сильвия Энтони - Открытие смерти в детстве и позднее

Вне иудейской традиции братоубийство не подвергалось такому авторитетному осуждению. Когда Соломон сменил Давида на троне, ему нужны были специальные причины, чтобы приказать убить братьев [180] , в то время как византийское общество, сменившее раннее греческое правление, мирилось с братоубийством на высших уровнях: восточные императоры не терпели никаких братьев около трона. Гиббон [181] сообщает: когда Мухаммед II в пятнадцатом веке в возрасте 21 года взошел на этот престол, он «посредством смерти, неизбежной смерти своих юных братьев устранил зародыш мятежа».

Судя по нашим записям, старшие дети боятся силы своих импульсов разрушения меньших живых объектов, но, если чрезмерно спровоцированы, могут дать им волю. Младшие сиблинги, по-видимому, больше нуждаются в том, чтобы утверждаться в своей индивидуальности и силе, ощущая свою власть над малыми живыми существами, поскольку внутри семьи они могли быть лишь объектом власти. Но именно потому, что он младше, младший ребенок впоследствии, по-видимому, склонен сдерживать или даже обращать в противоположность агрессивные импульсы посредством идентификации с жертвой или желания играть с меньшими существами.

Агрессивные импульсы в норме должны влечь за собой тревогу. Однако прежде чем обратиться к тревоге детей по поводу смерти, я хочу обсудить то, чему их учат в связи со смертью.

Детские концепции смерти обычно отражают представления общества, в котором они воспитываются. Дети усваивают много больше того, чему их учат намеренно. Но в этой главе меня интересует главным образом целенаправленное преподавание, и особенно традиционные его содержания. Их можно разделить на две группы: формальный и неформальный материал. Формальный материал подразумевает специальное обучение, дома и в школе. Неформальный передается при словесном информировании «по случаю», а также в контексте привычного и ритуального поведения. Обучение отношению к смерти может быть названо религиозным, если все, что говорится детям на эту тему, включено в соответствующий дискурс, на чем бы он ни был основан, – атеизме, агностицизме, свободомыслии, анимизме, некромантии или на традициях одной из мировых религий. Каждый такой дискурс предполагает определенный взгляд на умирание и смерть, составляющий важную часть его доктрины и практики.

Исследования в области детской психологии и развития в принципе охватывают все, чему учат ребенка где бы то ни было, но каждая отдельная работа ограничена своим диапазоном наблюдений в пространстве и времени. Гезелл отдавал себе отчет как в теоретической широте, так и в реальных ограничениях, когда в статье по детской психологии писал:

Исследуя то, чему учат ребенка по поводу смерти, особенно необходимо учитывать, что обучение является частью общего исторического процесса, о котором говорит Гезелл.

Представление ребенка о смерти зависит преимущественно от его возраста и зрелости, а также от научения. Согласно нашим собственным исследованиям, возраст и уровень интеллекта, с одной стороны, и культура – с другой, являются относительно независимыми факторами в их влиянии на категорию определения понятия мертвый. Определения, дававшиеся детьми из католических и протестантских семей, попадали в ту или иную категорию в соответствии с интеллектуальным возрастом, независимо от конфессиональной принадлежности. Работа Элькинда в Соединенных Штатах, аналогичным образом, демонстрирует, что структурные различия, как те, что отражены в категориях А – E, остаются значимы независимо от вероисповедания [183] .

Исследования среди подростков и молодежи, проведенные в Америке, Австралии и Англии, позволяют сделать вывод, что большинству в детстве внушали представления о небесах и аде, чтобы стимулировать к хорошему поведению и удержать от плохого [184] . Продолжают ли они верить в них? Браун [185] исследовал убежденность, с которой австралийские студенты университета верили в иудео-христианскую традицию или отрицали ее. 21 % выборки не называли себя христианами. Остальные распределились на четыре вероисповедные группы: католическую, англиканскую, методистскую и группу, включающую другие протестантские вероисповедания. Предлагалось, в частности, такое утверждение: «Существует ад, в котором грешники будут претерпевать вечное наказание». Позитивная уверенность по этому поводу в каждой группе была выражена в следующем проценте случаев:

Почти во всех случаях молодые люди, которые верили в посмертное существование на небесах или в аду, восприняли эту веру от родителей или с родительского согласия. Что касается школьников, то выяснилось: с возрастом число верящих в рай и ад неуклонно уменьшается, однако в каждом следующем поколении детей эта вера обнаруживается вновь. Кажется, современные родители используют ее так же, как, по утверждению Полибия во втором столетии до н. э., ее использовало правительство Древнего Рима:

Среди древних, сеявших веру в наказания, ожидающие в Гадесе, особо выделяется Платон. В его сочинениях [187] мы впервые находим географическое разделение ада, чистилища и рая, а также ужасающе конкретные детали степеней телесного наказания [188] . Это учение было призвано служить политическим инструментом, избавляющим философов-стражей от необходимости физического принуждения людей. Ад и небеса оказывались альтернативой полиции, тюрьмам, пыточным камерам и концентрационным лагерям на земле. Масштабы влияния Платона и его «стратегии управления» можно оценить по тому факту, что 2300 лет спустя Фрейд заявлял: «… государственные власти думают, что не смогут строго поддерживать нравственный порядок среди живых, если откажутся от исправления земной жизни с помощью лучшей потусторонней жизни…» [189] Предложение «пирога на небе» поддерживалось сопутствующей перспективой посмертных мучений – согласно Платону, для «несправедливых» [190] , а согласно ранней Церкви, «для боязливых… и неверных, и скверных, и убийц, и любодеев, и чародеев, и идолослужителей, и всех лжецов…» [191]