Сильвия Энтони - Открытие смерти в детстве и позднее

Из обобщения, высказанного школьным товарищем Стивена, – что каждый будет мертвым к тому моменту, когда ему исполнится сто лет, – Стивен, видимо, сделал вывод о том, что именно такова нормальная продолжительность человеческой жизни. Смерть бабушки в более раннем возрасте означала для него, что это правило неприменимо к женщинам. Этим умозаключением он подтвердил его действительность для мужчин. Но, похоже, мужчинам желательно обзаводиться признаками мужественности и возраста. Поскольку борода – один из них, Стивен намерен воздерживаться от бритья, когда придет время. Вся эта тема также явно стимулировала у него интерес к числам, – ниже мы снова поговорим об этом в связи с данным ребенком. В отличие от решения отрастить бороду, этот интерес сохранился во взрослой жизни.

Расмуссен пишет, что обе его дочери с пятого года жизни чрезвычайно боялись смерти. Здесь мы также находим ассоциацию смерти и возраста:

Аналогичное желание выразил Эрик G, выполняя методику завершения историй (см. гл. V, стр. 110). Десмонд I (9 л. 6 м.), деревенский мальчик, сказал, что герой истории «хотел остановить мальчика, чтобы [sic!], когда он будет расти, в нем оставалось меньше жизни». Сали сообщает о подобной идее у маленькой девочки (3 г. 6 м.), которая попросила, чтобы ей на голову положили большой камень, чтобы она не могла расти, состариться и умереть [259] . [ПИ 44]. Оказалось, что в завершениях 10-й истории 31 из 88 детей отдали предпочтение тому, чтобы дольше оставаться ребенком, а не вырасти быстро. Среди них мальчиков было больше, чем девочек, и больше клинических случаев, чем неклинических, но эти различия не были статистически достоверными; однако сочетание пол + клинический случай дает значимые различия [260] .

Методика завершения историй не дает ребенку возможность выразить категорическое отрицание личной смертности, которое мы находим как в домашних записях, так и в протоколах клинических наблюдений. Клиффорд Сали (3 г. 10 м.) «ехал с мамой на автомобиле за городом в чудесный майский день… в счастливейшем настроении… внезапно воскликнул: "Я никогда не умру!"» [261] [ПИ 45]. Рут Расмуссен (5 л.) объявила: «Я никогда не умру!» [262] [ПИ 46]. Эдвард G, обследованный в клинике (Шилдер и Векслер), заявил: «Я не умру, – когда вы будете старым, вы умрете. Я никогда не умру» [ПИ 47]. Позже этот мальчик сказал, что он тоже состарится и умрет. У всех этих детей уже была концепция смерти; Рут, более того, выражала постоянную глубокую тревогу по этому поводу. Ни в одном случае утверждение личного бессмертия не сохранялось надолго. Клиффорд на пятом году жизни «засыпал маму вопросами о смерти и похоронах». И он, и Рут на протяжении месяцев после их заявлений о собственном бессмертии выказывали тревогу относительно смерти.

Временная блаженная безрассудная убежденность в личном выживании, по-видимому, обусловлена проникновением в сознание психического состояния, которое в норме бессознательно. Реакция сына Сали вызывает в памяти описание Вордсвортом своих детских переживаний: «со всем, что видел, я находился в контакте не как с чем-то отдельным, а как с неотъемлемой частью моей собственной нематериальной природы… Ничто не было для меня труднее, чем признать смерть состоянием, имеющим отношение к моему собственному бытию…» Здесь выражено ощущение имманентности жизни и постоянного живого единения Я и мира, отрицающего возможность личного конца.

Поскольку отрицание личной смертности оказывается непрочно, то, рассматривая этот эпизод как выражение процессов развития ребенка, мы обращаемся к интерпретации Ференци [263] , в которой он следовал идее Фрейда: отрицание воспринимаемого, но неприятного факта может иметь позитивный эффект, способствуя построению прагматических отношений между индивидом и средой.

Отрицание реальности – переходная фаза между игнорированием и принятием реальности; чуждый и потому враждебный внешний мир может, несмотря на боль, войти в сознание, – если к боли добавлен знак «—», то есть если она отрицается.

Это наблюдение всегда казалось мне гениальным инсайтом, потрясающе достоверной интерпретацией поведения. Случаи такого спонтанного преходящего отрицания менее проблематичны, чем ситуации, когда мать находила необходимым сама прибегнуть к отрицанию ради или вместо ребенка. Положение родителя в такой ситуации оказывалось одним из труднейших, – если не проявить гибкость, она могли привести к психиатрическому расстройства ребенка впоследствии.

Один такой случай приводит д-р Моргенштерн:

Эта история воспроизводит, в более экстремальной форме, опыт матери Джейн и, чуть раньше, самой Джейн. Одна из наших записей также рассказывает о том, как мать обнаруживает, что должна дать ребенку какую-то гарантию – вариант отрицания, – чтобы помочь ему пережить трудный момент: