Альвин Апраушев - Воспитание оптимизмом: Записки директора Загорского детского дома для слепоглухонемых детей

— Разве мы никто?

— Я вас не заметил, — отвечаю.

А ребята не слышат. Я выключаю свет и ухожу. И вдруг меня догоняет какой-нибудь Вова Пудовкин и кричит дактильно:

— Зачем свет? Зачем свет?

А в туалете бывает совсем смешно. Я закрывал краны, смотрел, нет ли кого в туалете, и выключал свет. Но тоже иногда не замечал кого-нибудь. Тогда вдруг из туалета начинался дикий (очень громкий) крик:

— О-О-О!

Но я не слышу, и догнать меня нельзя, потому что у оставшегося в темноте не закончено очень важное дело в туалете. Он кричит, потом вылезает и ищет, кто с ним так пошутил. А я не шутил. Я просто не видел. Он сердится, а над ним все смеются.

Скоро эта игра понравилась всем ребятам. Они стали нарочно выключать свет и убегать. Но и серьезно каждый, когда уходил куда-нибудь, старался выключать свет за собой. Так мы работали и играли четыре месяца.

Мне стало интересно, меньше или нет мы расходуем электроэнергии. Я пришел к Альвину Валентиновичу и спросил его об этом.

Он пошел в бухгалтерию и попросил посмотреть, меньше или нет мы расходуем электроэнергии.

В бухгалтерии взяли листок бумаги. Слева написали цифры за 196,9 год, а справа — за 1970 год. Это называется таблица, а по-другому называется сводка. Из таблиц мы увидели, что в 1970 году детдом платил за свет в три раза меньше, чем в 1969 году.

Альвин Валентинович очень радовался. Мы, все ребята, тоже радовались.

У нас был тогда завхоз. Он зачем-то брил голову. Голова у него была от этого круглая и гладкая. Я любил гладить его по голове, и мне было смешно. Когда этот завхоз посмотрел нашу таблицу по расходу электроэнергии, он сказал мне:

— Так держать!

„Так держать“ — это делай так всегда.

Таблицу мы повесили в стенгазету и очень гордились, что помогли детскому дому. Так я выполнил вместе со всеми ребятами свое комсомольское поручение.

А теперь отгадайте, ребята, зачем я вам все это рассказал. Думаете, просто так, чтобы вам было смешно и интересно? Нет. Я хитрый.

Что такое комсомольская работа? Вы, наверное, думаете, что это какая-нибудь особенная работа?

На самом деле комсомольская работа — это любая работа, которую вы делаете каждый день. Это и уход за животными, и дежурство по классу, по спальне, по столовой, и еще многое. Любая работа комсомольская, когда ее делают комсомольцы. Но комсомольцу надо делать эту работу лучше других. А если он делает свою работу плохо, то он не комсомолец — не настоящий комсомолец, — и его работа не комсомольская работа, понятно?

Точно так же и партийная работа. Она партийная, потому что ее делает коммунист. Но коммунист должен делать свою работу лучше всех.

Вот видите, как все легко, понятно и просто! Не надо придумывать какую-то особенную комсомольскую работу. Вы — комсомольцы. Все, что вы делаете, — это и есть ваша комсомольская работа. Только надо делать ее хорошо.»

К концу дня в кабинет вкатывается клубок сцепившихся руками ребят: они о чем-то разговаривают на ходу. Радж протискивается поближе ко мне. Я беседую с Сашей, дактилируя ему в левую руку. Радж одной рукой следит за шевелением моих губ, другой — пытается уловить пальцевые фигуры нашей беседы. Юре Саша синхронно передает наш разговор из руки в руку, тот — по цепочке дальше.

Одно из последних стихотворений Саши — «Вредная зима». Я прошу Сашу прочитать стихотворение наизусть. Саша вначале смущенно отмахивается, но потом соглашается. Он читает одновременно всем слушателям: мне — голосом, Юре и Раджу — дактилируя двумя руками в ладони.

Что за вредный у зимы характер!

Разговор о поэзии разгорается с новой силой; Юре Саша поясняет некоторые выражения, а Раджу наша беседа совсем непонятна. Чтобы не скучать, он начинает играть со мной. Его рука скользит по моей шее, забирается за ворот «водолазки». Одна моя рука занята беседой, в другой — листки со стихами. Я не отвечаю на шутки Раджа. Тогда он начинает щекотать мне ухо. Я прерываю беседу и хватаю Раджа за руку. Он смеется и, чтобы я не обиделся, показывает жест «смешно». Я посвящаю Сашу в проделки Раджа. Смех становится общим.

Радж всегда в делах. Он необыкновенно изобретательный, ловкий парнишка. Правда, не обходится здесь и без естественных для его возраста проказ.

Во время своих нескончаемых занятий лепкой Радж очень сблизился с разделявшим его увлечение Юрой.

Я всячески поощряю их дружбу. Юра — мальчик нерешительный, трусливый, но интеллектуально развитый более Раджа. Общение с Раджем помогает ему преодолевать боязливость и двигательную пассивность. Теперь Юра нередко оказывается соучастником Раджиных проделок. По двору они не ходят, а носятся как угорелые.

Радж не видит, но он предприимчив и силен, у него ловкие руки, он и инструментами может разными пользоваться, и лепит искусно.

Юра помогает другу в ориентировке, сообщает ему массу сведений, воспринятых зрением. Ему доставляет удовольствие следить за занятиями друга. Под влиянием Юры Радж приобщился к чтению.

За время каникул Радж пристрастился к еще одному увлекательному занятию — звероловству.

В сарае для зимовки животных крысы — сущее бедствие. Они уничтожают корм, разносят болезни, пугают кур и кроликов, а иногда нападают на них. Я расставляю в сарае крысоловки в таких закутках, куда не заходят дети. Дети. Но не вездесущий Радж.

Я никак не мог уразуметь, почему крысоловки сдвинуты с места, а в ведре, куда я выбрасываю свои жертвы, появляются новые трупики. Кто он, мой анонимный помощник?

Все прояснилось совершенно неожиданно. Как-то Радж появился в кабинете со своим неразлучным другом.

— Сколько стоит крысоловка? — задал Радж вопрос.

— Для чего тебе это?

— Я хочу купить крысоловку и ловить крыс.

— Зачем?

— Крысы едят овес у овцы, овца боится крыс.

— Но заряжать крысоловки опасно, — возразил я, — можно прищемить палец.

— Я умею заряжать крысоловки. Я не боюсь прищемить палец.

Я назвал цену крысоловки, и удовлетворенные ответом друзья ушли.

Этот визит несколько прояснил ситуацию. Но мне было интересно посмотреть, как Радж справляется с расстановкой капканов. Для меня самого занятие это было не из приятных, и каждый раз я заряжал крысоловку с известной долей опасения оказаться жертвой этого беспощадного устройства. Именно поэтому я не доверял никому столь опасное, на мой взгляд, дело.