Маша Пушкина - Биполярники. Без масок. Откровенные истории людей, которые искали себя – и изменили мир

ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство, его ещё называют «афганским синдромом») – форма стрессового расстройства, которая развивается у людей, переживших насилие или угрозу жизни. Проявляется в кошмарах, бессоннице, флешбэках о пережитом, приступах паники и агрессии.

Психологическое сообщество очень живо откликнулось на политический кризис: специалисты самоорганизовались в соцсетях, чтобы в своё свободное время бесплатно помогать задержанным и их родным. В группе «Психологическая помощь пострадавшим» 4 4 https://www.facebook.com/groups/3135269849904353/?ref=share быстро собрались 2000 волонтёров – психологов и психотерапевтов.

Но некоторых специалистов всё равно не хватает. Например, тех, кто бы мог работать с детьми и подростками. Дети остаются в полном шоке, когда видят, как избивают или забирают в участок их близких. Проблема в том, что в Беларуси для работы с несовершеннолетними требуется специальная лицензия, и многие психологи отказываются помогать несовершеннолетним из опасений, что лишатся работы.

«ПСИХИАТРИЯ В БЕЛАРУСИ ОСТАЕТСЯ

СОВЕТСКОЙ»

Люди с диагнозами, да и вся система психиатрической помощи в Беларуси по-прежнему очень сильно стигматизированы. Об этом до сих пор не принято говорить в обществе. Активисты нашего Клубного дома были первыми, кто решился обсудить эту тему публично.

В 2019 году мы запустили «Проект Партрэт»: опубликовали на онлайн-ресурсах серию интервью с людьми с психическими расстройствами, в которых они честно рассказывали о своей жизни. Фактически это был первый публичный психопросветительский проект в нашей стране.

Мы тогда получили очень много критики. Люди возмущались, зачем вообще писать о «дураках» и давать им высказываться, лучше бы они молчали и держались подальше от «нормального» общества.

Наш активист Павел Лебецкий – талантливый айтишник, а ещё поэт. Недавно он издал книгу стихов. Я видел, как люди читают, хвалят стихи. А когда узнают про диагноз автора (шизофрения) – сразу меняются в лице.

В 2019 году мы организовали психопросветительский фестиваль «Голоса» – тоже первый в своём роде, на нём выступали и активисты, и специалисты. И нам никто не хотел предоставлять для него площадку! Несколько арендодателей, как только узнавали, что там будут психически больные, прекращали с нами переговоры.

Сотрудничать со СМИ тоже непросто. Многие журналисты отказывались приходить на наши мероприятия, говорили «кому это интересно».

При этом нас хорошо восприняло профессиональное сообщество: многие психологи и медики понимают, что мы делаем важное дело. Но тут возникли новые преграды – бюрократические.

Частная психиатрия в Беларуси находится в зачаточном состоянии. Подавляющее большинство специалистов работает в государственных учреждениях, и чтобы они участвовали в чём-либо негосударственном, требуется специальное разрешение от Минздрава. Так что многие психологи и психиатры на наши приглашения отвечали: «Всё понимаем, но помочь не можем, потому что нас уволят».

Уволить в Беларуси могут за нарушение многих гласных и негласных правил: например, за интервью оппозиционному СМИ, за участие в мероприятии общественной организации, которую не одобряют власти. Причём такой статьи нет – человека просто вынудят уйти по собственному желанию.

Главная беда белорусской психиатрии – то, что она так и осталась советской. Система очень мало изменилась с 1980-х годов, её практически не реформировали. До сих пор общеприняты устаревшие методы работы: всё тот же галоперидол от всех болезней, вязки, грубый и даже агрессивный персонал, лишение пациентов базовых прав.

У нас до сих пор действует система психиатрического учёта (в России её отменили в 1993 году – прим.). Это значит, что человек, побывавший в стационаре, должен на специальной комиссии доказать, что он сейчас в ремиссии, и только после этого он будет восстановлен в правах. На практике это сделать почти невозможно.

Психиатрический учёт

В Беларуси каждый человек, получивший психиатрическую помощь, автоматически ставится на учёт сроком на 25 лет. Это касается людей с любыми диагнозами, от послеродовой депрессии до шизофрении.

Факт учёта – это клеймо, которое преследует человека в его дальнейшей жизни. Любая государственная организация может обратиться в диспансер с запросом о том, состоит ли человек на учёте. Положительный ответ почти всегда оборачивается дискриминацией. При устройстве на работу в государственные организации и при получении прав на управление транспортом человек должен предоставить справку о психическом здоровье. Кроме того, состоящие на учёте обязаны по требованию врача являться на приём и проходить обследования.

Подобная система действовала на всей территории СССР, но после его распада была отменена во многих странах. К моменту распада СССР на психиатрическом учёте числились более 10 миллионов человек.

Люди с диагнозами на всю жизнь лишаются возможности работать во многих областях (например, на госслужбе и в образовании) и водить машину. Скрыть факт учёта невозможно, потому что работодатель может обратиться в диспансер за справкой.

Проще оформить инвалидность, чем найти достойную работу. Считается, что человек должен получить свои 250 белорусских рублей в месяц (7300 российских рублей – прим.) и ни на что не претендовать.

Трудоустройство – самая большая проблема для бывших пациентов. По закону большинство из них имеют право работать: кто-то с группой инвалидности с ограничениями, кто-то – без ограничений. Но работодатель, когда видит справку из психдиспансера, сразу отворачивается. Человек может рассчитывать на неофициальную работу или место уборщика, грузчика, посудомойки, даже если у него или неё высшее образование.

Мы в Клубном доме помогаем участникам подготовить резюме, найти работодателя. Но часто мы можем только устроивать людей через личные контакты. Несколько раз работодатели нас просили лично прийти и буквально поручиться за человека, что он не сделает ничего «ненормального».

«СВЯЩЕННИК ПРИЗЫВАЛ ИЗГНАТЬ

ИЗ МЕНЯ БЕСОВ»

Все стороны стигмы психических расстройств мне пришлось испытать на себе. Когда у меня в 21 год началась депрессия, я боялся обращаться за помощью. Тянул несколько лет, до последнего уговаривал себя: «может, это я сам себя накручиваю», «наверное, со временем пройдёт». То же самое говорил мне отец, который сам страдал от панических атак.

Несмотря на тяжёлое состояние, я старался учиться, закончил университет по специальности «учитель истории» и попал по распределению в сельскую школу в городке Ивье (в Беларуси студенты, которые учатся за счёт бюджета, обязаны отработать два года на государство – прим.).