Гавриил Кротов - Волшебный сок. Повесть об архитектурных подходах к педагогике

На улицу он вышел только летом.

– Весеннее солнце обманчиво! – говорила мама.

Теперь было лето и мальчику нечего было опасаться солнечных лучей. Мальчик весь день пробегал в одних трусиках. К вечеру тело начало саднить, на теле появились волдыри. Спину, а особенно плечи невозможно было задеть, было очень больно, лежать можно было только на животе. Через несколько дней кожа мало-помалу зажила и слезла клочками.

Обманула его и речка. Её прохладная струя манила всё дальше и дальше от берега. Мальчик уходил от него, уходил – и чуть не утонул. Хорошо, что поблизости был пастух и он вытащил перепуганного Вили на берег.

– То-то, дружок, недаром пословица говорит: «С огнём не шути, а воде не верь».

Обманул его и лес.

Шёл он, шёл по тропинке, а когда нужно было возвращаться, появилось множество тропинок. По какой нужно идти, Виля не знал… Только под вечер встретил его охотник и вывел из леса.

Зимой он играл, как обычно. Сперва мороз щипал его за щёки, но потом мальчик перестал чувствовать боль – и щёки оказались обмороженными. Папа долго растирал ему щёки снегом, а мама смазывала их на ночь гусиным салом.

Но обиднее всего было когда обманывали люди.

Мальчик играл и дружил со всеми, и его часто обманывали. Это считалось даже не обманом, а шуткой. Бывало товарищ доставал конфетку и говорил Виле:

– Закрой глаза, открой рот.

Мальчик выполнял эти просьбу и доверчиво открывал рот, а ему клали в рост кусочек земли. Мальчик раскусывал ее, а потом отплевывался.

Иногда взрослый парень спрашивал:

– Знаешь как татары ездят?

– Нет.

– Хочешь, покажу?

– Покажи.

И паренёк проводил большим пальцем по голове против волос. От боли выступали слёзы.

Иногда свои ближние товарищи складывали клеткой пальцы и предлагали Виле:

– Сунь пальчик, там зайчик.

А потом больно заламывали ему сустав.

В школе многие обижали его. В первый день подошел к нему рослый пятиклассник и спросил:

– Ты новичок?

– Новичок.

– Получи щелчок.

Сколько их было таких злых и обидных шуток. Подойдёт мальчик, зажмёт пуговицу между пальцев и спросит:

– Тебе нужна эта пуговица?

– Нужна.

Мальчик дёрнет пуговицу, оторвёт её и подаёт Виле.

– Нужна, так возьми её. А эта нужна?

Перепуганный Виля поспешно говорит:

– Нет, нет, не нужна!

Мальчик отрывал пуговицу и бросал её на землю.

Пришивая пуговицы, мама говорила:

– Доверчив ты больно, святая простота. Разве можно каждому верить. Ещё древние люди говорили: «Человек человеку – волк». Волки они и есть с самого детства.

Тяжелы детские обиды, но они, как и боль, легче забываются.

Чем взрослее становился мальчик тем тяжелее становились обиды. Несмотря на мелкие обиды и обманы, в детстве спокойнее было жить. Даже обиды не мешали жизни. Наоборот, даже хотелось терпеть обиды, потому что Виле говорили, что есть Бог, который видит все плохие и хорошие дела. Говорили, что тех людей, которые терпят обиды, Бог возьмёт в своё царство небесное, где и будет жить человек в роскошном саду и в вечном блаженстве. Об этом говорили папа и мама, учителя и проповедники. Не верить этому было невозможно. Не могли же лгать все.

Но мальчик рос и очень изменился. Щёчки у него уже не были пухлыми, а ввалились и побледнели. Изменилась и сама жизнь. Если жизнь людей заполняла раньше вера, то теперь жизнь была заполнена борьбой. Тяжело было расставаться с радужными сказками детства.

Когда Виля впервые прочитал книгу Людвига Фейербаха, он почувствовал, что потерял в жизни самое красивое – веру в загробную жизнь. Но он знал, что это красивое было лишь повязкой на глазах человека. Эта повязка делала человека слепым, и перед глазами рисовалась иллюзия.

Теперь жизнь стала проще. Юноша видел путь к радостной счастливой жизни.

Шла тяжёлая и жестокая борьба между старым и новым миром. Впереди у нового мира стояла цель переустройства человеческой жизни, создание справедливого прекрасного мира на Земле. Ради этого стоило бороться.

Время было заполнено учением и трудом, прерываемых иногда боями против вражеских банд. Виля легко рисковал своей жизнью в боях, тратил здоровье на учение, физическую силу на уничтожение разрухи.

Частенько, сидя вечером в душной комнате ЧОНа вокруг «буржуйки», Виля и его товарищи мечтали о том времени, когда… Будущее рисовалось чётко и казалось реальным. Оно выражалось заветным девизом передовых людей всех времён: «Свобода, равенство, братство». Тогда человек не будет волком своему ближнему, а верным другом и нежным братом.

А это необходимо было сделать как можно быстрей: ведь кругом борьба, льётся кровь, а люди порою теряли представление о том, что такое жестокость.

В самых глухих лесах вылавливали бандитов. Многие из них, увидев силу, против которой невозможно бороться, закинули оружие или бросили его в прорубь и вернулись к людям, разъехались по далёким городам, чтобы скрыть своё прошлое, и стали лояльными гражданами Союза Советских Социалистических республик.

Комсомольцы сдали винтовки и «наганы» в ГПУ и получили в комитетах комсомола путёвки на рабфаки. Получил и Виля путёвку в институт Красных архитекторов.

Как иссохший песок пустыни впитывает в себя капли дождя, так комсомольцы, у которых ещё не побледнели шрамы, впитывали знания. Греция и Рим, Венеция и Флоренция, Ватикан и Лувр открывали им свои прелести, показывали ренессанс, готику, рококо, ампир и звали к новым, более совершенным формам нового стиля, достойного величия эпохи.

В большом и холодном зале макетного класса, куда врывался сквозь разбитые стёкла зимний ветер, молодые энтузиасты строили макеты городов, сёл, курортов, пионерских лагерей, трудовых коммун, лицеев.

Если можно было в ЧОНе мечтать об учении, то в холодном классе можно было мечтать о снесении Гималайских и Кавказских гор, которые загораживали дыхание тёплых ветров Индийского океана и Средиземного моря. Мечтать о сооружении великой дамбы вдоль семидесятой параллели северной широты. Тогда в Ивановской области будут расти субтропические растения, и мертвые пустыни Кара-Кум, Кызыл-Кум, Габи будут орошены водами северных рек, русла которых будут направлены к Аральскому и Каспийскому морям.

В холоде, не зная сытости, горячие юношеские головы делали сложнейшие математические вычисления в защиту своей мечты. Но скоро в пламя юношеской фантазии начали подтекать гаденькие лужицы мнений лояльных граждан.

Они незаметно вбивали клинья в дружную комсомольскую группу. Но это не был организованным фронтом или тактическим наступлением, не было оппозицией. Это было что-то неопределённое, лёгкое, как туман, который не имеет ни твёрдости, ни упругости, не оказывает сопротивления, а просто застилает горизонт. Не было даже единства этих людей в борьбе с комсомольским горением. Их можно было разделить приблизительно на три категории.