Гавриил Кротов - Волшебный сок. Повесть об архитектурных подходах к педагогике

Одни считали себя примкнувшими к пролетарской культуре и спешили не только забежать вперёд, но и взять знамя в свои руки. Они смело, громогласно и горячо выступали за создание пролетарской культуры, но культура эта была уродлива и дискредитировала великий план создания нового общества. Они звали к упрощению, к строительству серых ящиков-домов или придавали зданиям вычурные формы шестерён, сочетания серпа и молота, пятиугольной звезды. Эти формы могли быть заметны только с птичьего полёта и оставляли для созерцания жителям города лишь множество углов и нагромождение геометрических тел. На эти уродливые здания наклеивался ярлык пролетарской культуры.

Другие принимали всё и соглашались со всеми. Они охотно проектировали здания в духе пролеткультовцев или новаторов в зависимости от того был ли этот проект одобрен администрацией. В самостоятельных проектах они перемешивали стили стекла и бетона с античным и псевдорусским стилем, так что получалась пестрая, аляповатая смесь. Однако упрекнуть тех и других в дискредитации нового стиля было нельзя, так как в их проектах была формально заложена идея народной революции. Нелепости этих проектов можно было объяснить новизной или её поисками. В них насильно была притянута идея, но не было пролетарской души, души хозяина, творца, передающего наследия поколениям.

Третью группу обывателей невозможно было упрекнуть ни в чём. Они добросовестно учились, знакомились со стилями, вносили серьёзные деловые поправки, составляли расчёты, учитывали всё новое, но целью их было не служение времени, а стремление к материально обеспеченной жизни советского специалиста. Они оставались и здесь лояльными советской власти.

Творческая работа комсомольской группы перемежалась дискуссиями о том, какова должна быть пролетарская культура и как архитектура должна отразить её. Это отвлекало и отводило в сторону от творческой работы.

Виля упорно старался постичь: неужели люди, подсовывающие эти уродливые проекты, серьёзно убеждены в правоте своих исканий? Неужели это плод их убеждений? А может, это обман? Но можно обмануть одного-двух, группу людей, но обмануть передовую часть общества невозможно. Впрочем, поймав себя на этой мысли, Виля думал: «Испугался детского подвоха – сунь пальчик, там зайчик» – Надо всё это как следует обдумать». Виля углубился в учение, надеясь, обогатив себя знаниями и навыками, практически доказать красоту нового стиля, гармонию ансамбля, удобства общежития. Тогда трудно будет спорить против очевидного, и сейчас важно накопить знания.

Он твёрдо знал одно, что идеалом будущего должна быть красота, простая, чистая, у которой ничего нельзя отнять и к которой ничего нельзя добавить.

На летние каникулы Виля выезжал в Сочи. Часть студентов смотрели с завистью на него, завидуя его возможностям, другие смотрели с осуждением – рано начали развиваться у парня буржуазные замашки. Но никто не знал истиной цели его поездок.

Приехав в Сочи, он останавливался у знакомого резчика по камню и нанимался в артель каменщиков-декораторов. Курорты росли один за другим и Виля наблюдал, как создаётся ансамбль города-здравницы и очага туристов. Здесь он практически знакомился с оформлением зданий – в качестве каменщика. Старый резчик по камню не всегда соглашался с замыслами архитекторов и рисовал свои варианты, которые Виля охотно зарисовывал в альбом или выполнял в макете.

Виля считал Сочи наиболее подходящим местом для практики, так как строительство курортов находилось вне сферы влияния формалистов.

Возвращался он загорелый, окрепший, с альбомами, заполненными эскизами…

Но вот учёба и завершилась. Виля получил диплом с отличием и назначение в родной город Николаевск, где ему поручили строить дворец культуры. У Вили от счастья кружилась голова. Что ещё можно желать? Ему поручили строительство в родном городе! Это будет первое архитектурное пятно в общем ансамбле. Потом он проведёт общую планировку и создаст в Сибири новый город, который неизбежно заставит людей жить по-новому. С каким удовольствием он расковыряет шелуху этих одноэтажных обывательских домов, которые сами по себе являются бастионом мещанства!.. С каким бы удовольствием тогда пригласил бы посмотреть этот город своего лучшего друга, учителя и советчика Фому Кампанеллу.

Защита дипломного проекта, получение диплома давало право забросить все расчёты и окунуться в развлечения, пожить в свое удовольствие. Однако для Вили это было началом более напряжённой работы.

Виля давно уже начал посещать Геологический институт, где слушал лекции Ферсмана. После лекции он забрасывал его вопросами. Ферсман обратил внимание, что Вилю интересует геологическое положение и будущее только одного района Сибири. Узнав, что Виля архитектор, Ферсман пришел в восторг:

– Юноша, жму вашу руку. Именно таким должен быть архитектор. Наш архитектор должен отличаться от чеховского тем, что он строит не только здания, и будущее человечества.

Виля часто бывал на квартире у Ферсмана и составил подробную карту обнаруженных и возможных полезных ископаемых Николаевска, а также прилегающих районов.

В институте Народного хозяйства он составил карту экономическую: сырьевых и энергетических ресурсов.

И только к осени он смог выехать в Николаевск с назначением на должность главного архитектора.

В купе мягкого вагона Виля заметил, что над ним верхнее место занимает пожилой полный человек из категории тех, кого привыкли называть солидным. Виля предложил ему своё нижнее место, но человек усмехнулся.

– Я, юноша, ещё легко ношу свои девяносто восемь килограмм, и мне нетрудно забросить их на верхнюю полку. Натура у меня медвежья, сибирская, люблю лежать, как в берлоге, чтобы меня никто не трогал.

Рядом с Вилей поместились молодая красивая женщина, над ней юноша лет двадцати пяти.

Поезд тронулся. Кондуктор предложил чай.

– Товарищи, давайте все вместе пить чай, – предложила попутчица.

Юноши охотно согласились. Солидный человек отказался.

– Я, дамочка, стаканчиками не пью. Не наносятся. Я привык пить чай так, чтобы самовар мне поклонился. Я, дамочка, вообще ем, а не кушаю.

За чаем познакомились. Все ехали до Николаевска, но у всех работы были совершенно разные. Женщина ехала на работу в школе, звали её Екатерина Васильевна, юноша, который назвал себя просто Гена окончил Государственный институт журналистики и ехал на должность редактора газеты.

– По призванию я поэт, но, кажется, переболел этой оспой. Правда, рябинка от неё ещё осталась. Как только получил назначение, у меня начали громоздиться рифмы: ширь, Сибирь, богатырь, пустырь… Даже нашатырь лезет в общую кучу.