Тесла Лейла Хугаева - Клиника доктора Бене Финкеля

– Идите к нам, Ниночка, – сказал он с такой теплотой в голосе, что Нина должна была прятать глаза, чтобы не заплакать. Неужели он ее любит? Неужели вся эта доброта и проницательность и есть любовь? Она заставила себя поднять глаза, когда совсем уже поравнялась с его коляской и посмотрела прямо в его влажные черные глаза. Они улыбались ей в ответ.

– Нина Александровна, меня опять втягивают в литературные споры. Миша Михельсон не хочет прочитать нам свой роман, уверяя, что это гениальное произведение и что мы должны верить ему на слово. Ну как вам такое нахальство, Ниночка?

– Я покажу вам сразу все произведение! Когда оно будет готово! А пока что вам ничего не остается, как верить мне на слово. Я потомок еврейских пророков, я не могу не быть гениальным. Тем более, что роман мой как раз о древних библейских пророках.

– Как мы можем знать, Миша, дорогой? – продолжал смеяться Леви-Финкель. – Я вот тоже потомок еврейских раввинов, но никогда не напишу ничего похожего на роман, тем более на гениальный роман. Ты мне друг, но истина дороже. Вот помнишь, к примеру, того мужика в романе Альбера Камю, который тоже как ты всю жизнь писал роман. А когда прочли его книгу, там оказалась всего одна строчка, переписанная на сотни ладов: «Дама в шляпе галопом скакала по Булонскому лесу»!

Миша стал хохотать вместе с Финкелем, и благодарная Нина спрятала свое волнение в этом общем хохоте, разрядившем обстановку.

– Ну какой из тебя еврей, да еще потомок раввинов, Бене! – все еще невольно смеясь, возразил ему Миша. – У тебя мама грузинка. По еврейским законам – ты грузин! А я то совсем другое дело, Леви-Финкель. Я – чистокровный еврей, и по маме и по папе. И если бы не твоя клиника давно был бы на родине земли обетованной. Вот так то.

Нина Александровна давно потеряла нить разговора. Ее взгляд упал на прекрасное лицо Веры Сослановны, которое в свете вечерних огней еще больше поражало своей удивительной красотой. Ее рыжие косы были распущены и свободными волнами ниспадали до самого пояса. Глубокие зеленые глаза зажигательно смеялись о чем-то, а полные белые руки доверительно обнимали за плечи Светлану Алексеевну. Она улыбалась ей в ответ с материнской нежностью, и Нина, как не старалась, не могла представить себе тему их беседы. Эта нежная белая кожа, этот девичий румянец, эта простота и искренность в глазах и движениях. Даже Тополев остолбенел, когда увидел Веру Сослановну, и только строгий взгляд жены предупредил его от внезапного порыва умолять ее быть его моделью. Вера рассказывала Светлане Алексеевне о своей юности, когда только и было вокруг разговоров о ее красоте, а она сама совсем не считала себя красивой. Она смеялась своим юношеским восторгам с детской непосредственностью, захлебываясь от переполнявших ее наивных воспоминаний. Теперь ей казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Один за другим умерли ее обожаемые родители. Она настолько любила их, и настолько была проста в душе, что не хотела другого счастья, кроме жизни с боготворимыми ею родителями. Но вот они ушли. Сначала мама, потом отец, и весь мир перевернулся вверх дном. Они остались со старшим братом, который уже успел развестись, одни. Квартира ушла за долги, и они решили ехать в Москву на заработки. Дома, в Северной Осетии, Вера никогда не работала вне дома. У себя дома она крутилась словно белка в колесе, поражая своей чистоплотностью и умением. Но стеснительность останавливала ее от поисков работы вне дома. Теперь ей пришлось впервые выйти на работу. И она бы долго не продержалась, если бы Тамрико не взяла над ней сразу шефство и не подчинила ее своей властной натуре. Теперь Верочка боялась одного строгого взгляда Тамары Тенгизовны, и никогда не смела ей противоречить. Светлану Алексеевну она сердечно любила, Тамару Тенгизовну почитала как свою госпожу. Она так боялась ее властного взгляда, что не могла даже ответить любовью на искреннюю привязанность Тамрико, полюбившую ее как родную дочь. Верочка, конечно, сразу догадалась, какие планы строит Тамрико в отношении нее и своего сына доктора Бене, или Бено, как называла его Тамрико. Только от этого ей стало еще страшнее. Ее инстинкт, которого она не умела себе объяснить, учил ее уходить именно от тех мужчин, которые ей нравились, и особенно от тех, кто начинал разговоры о браке. Так она и осталась одна со своей дивной красотой на четвертом десятке. И вот теперь она не смела подходить к коляске доктора Финкеля, и старалась удержать Светлану Алексеевну в стороне своими наивными рассказами о счастливой юности, проведенной под крылом обожаемых родителей. Увидев приближающуюся стройную фигуру Тамрико, она сразу поникла, понимая, что Тамрико не позволит ей оставаться в отдалении от Бенедикта Яковлевича.

– Чего тут одни стоите? – начала и в самом деле шутливо возмущаться Тамара Тенгизовна, увлекая девушек поду руки в сторону коляски Бене. – Пойдемте к моему Беношке. Вы оставили нас скучать. Бено, сынок, посмотри, кого я привела. Мою красавицу, мою доченьку. Бено, ты когда-нибудь видел такую красивую девушку? А такую скромную? Посмотри, как она густо покраснела. Верочка, моя девочка, это же наш Бено, зачем смущаться. Я решила взять ее помогать в дом. – решительно повернулась Тамрико к сыну, давая взглядом понять что не потерпит никаких возражений.

Верочка так испугалась последней фразы, что в ужасе взглянула прямо в насмешливые глаза Бенедикта Яковлевича. Бене сразу оценил ситуацию, и только засмеялся в ответ:

– Вера Сослановна давно член нашего коллектива, всей нашей дружной семьи. Конечно, я буду только рад, если она согласится помогать тебе по дому. Но согласится ли она?

Тамрико привыкла к повиновению Верочки, и даже не потрудилась ее спросить. Теперь она посмотрела на Верочку тем своим властным взглядом, от которого в ее жилах стыла кровь.

– Конечно, конечно, если нужна моя помощь, как я могу отказаться, Бенедикт Яковлевич. Я так благодарна вам и Тамаре Тенгизовне за все, что вы делаете для меня. Я в Москве совсем чужая, без вас бы совсем потерялась. – она покраснела еще больше, так что на матовой белизне ее кожи заиграли два бардовых румянца. – А сейчас я пойду, с вашего позволения.

Вера Сослановна вдруг выпрямилась и с вызовом посмотрела в глаза Тамрико. Она и сама не ожидала от себя такой дерзости. Однако, смущение и стыд настолько переполнили ее сердце, что она уже знала: или она сейчас же отсюда уйдет, или она наговорит дерзостей Тамрико и рассорится с ней навсегда. Тамар Тенгизовна сразу поняла настроение Верочки, и в душе еще больше восхитилась своей питомицей.

– Я провожу Верочку. Отдыхайте. Мы уже не вернемся. Бено, я жду тебя домой, сильно не задерживайся. Нина Александровна, счастье нашему Сашеньке!