Андрей Данилов - Психофизиологическая матрица человека. Что управляет нашей жизнью?

Этология придает огромное значение именно контексту взаимоотношений биологического объекта и окружающей среды, и этот вопрос необходимо изучить более подробно, так как из него вытекают многие положения, на которых мы будем строить теорию Психофизиологической Матрицы.

В начале этой главы мы увидели, как многие аспекты мировоззрения, поведения и даже генома человека изменяются под влиянием окружающей среды, то есть являются контекстно зависимыми. Размышляя о, скажем, проявлении агрессии, мы можем констатировать эту же закономерность. Сломав нос хулигану, отбирающему кошелек у старушки, и сломав точно такой же нос жене, требующей тратить деньги на содержание семьи, люди совершают одно и то же физическое действие, но оценка этих действий будет диаметрально противоположной. И если вспомнить о различиях культурных и национальных, не обязательно в первом случае герой получит награду за защиту старушки, а во втором подлец понесет кару за нанесение увечий родному человеку. Бандит, напавший на бабушку, может оказаться представителем «золотой молодежи», решившим поразвлечься, и его адвокатам и прессе не составит труда убедить общественность в том, что юноша решил пошутить, так как никаких объективных причин для грабежа у него не было. А муж, избивающий жену, в патриархальном обществе получит безусловную поддержку как охранитель вековых традиций.

Таким образом, даже в этом простом примере мы можем, не особенно задумываясь, определить по два варианта развития событий для каждой ситуации. И какой именно вариант реализуется в действительности, зависит от контекста общественных норм. Сколько политиков в новейшей истории сначала объявлялись террористами, а затем – великими борцами за независимость? Опять же, не очень стараясь, можно вспомнить М. Бегина и Я. Арафата, оценивавшихся диаметрально противоположно на разных этапах своей политической деятельности.

Подтверждение зависимости физиологической реакции от контекста было получено в ходе многих экспериментов. Так, в одном исследовании его участники входили в комнату, в которой видели жуткого монстра или раненого человека. Во время выполнения действий, которые были продиктованы этими условиями, их мозг непрерывно сканировало специальное устройство. Испытуемые либо стреляли в чудовище, либо перевязывали раненого, и эти абсолютно разные, с точки зрения мышечной моторики, физические акты активировали в мозге схожие нейронные контуры, расположенные в префронтальной коре, определяющей соответствие действия ценностным установкам человека [142]. То есть действия были разными, но в контексте «правильности», соответствия текущему моменту включали одинаковую последовательность сигналов нейронов мозга.

Точно так же дело обстоит с гормонами и нейромедиаторами. Самый просоциальный гормон – окситоцин, помимо других своих замечательных свойств, способствует увеличению щедрости. Но делает более щедрым он только того, кто и так имеет к этому предрасположенность, скряга останется скрягой, даже если ему ввести литр окситоцина [160].

Этот достаточно хорошо изученный гормон вообще очень избирателен в своих проявлениях: «Окситоцин и вазопрессин содействуют формированию связи матери и ребенка, а также моногамному поведению в парах, снижают тревогу и стресс, укрепляют доверие, упрочивают социальные группы, делают людей щедрее и общительнее. Однако ко всему этому прилагается огромное НО: гормоны способствуют просоциальности только по отношению к Своим. Когда дело касается Чужих, окситоцин и вазопрессин превращают нас в ксенофобов и этноцентристов» [88, с. 114].

Точно так же дело обстоит и с тестостероном, высокий уровень которого, как считалось, провоцирует агрессивное поведение. «Зависимость агрессии от тестостерона намного меньше, чем принято считать. Индивидуальные колебания данного андрогена в пределах нормы не позволяют предсказывать, будет ли человек вести себя агрессивно, нарушать законы. Более того, чем особь изначально агрессивнее, тем меньше ей требуется добавлять тестостерона для агрессивного акта. И если уж тестостерону и отведена какая-то роль, то только в качестве „пособника“ – сам по себе этот гормон не порождает агрессию. Он делает нас более восприимчивыми к факторам, ее запускающим, – особенно тех из нас, кто и так предрасположен к агрессии. Повышение уровня тестостерона, как мы выяснили, способствует агрессии только в обстоятельствах угрозы социальному статусу. Но если даже уровень гормона и подскакивает в такой ситуации, это не обязательно усиливает агрессию: он активирует любые из тех действий, которые помогают сохранить статус. В мире, где социальный статус поддерживается добрыми делами, тестостерон окажется самым „просоциальным“ гормоном на свете» [88, с. 114].

Схожий механизм задействован и в работе гормонов стресса – глюкокортикоидов. Стресс подразделяется на «плохой», сопровождающийся негативными эмоциями и носящий название дистресса, и «хороший», возникающий при решении творческих задач или физической активности, приносящей удовольствие, и называемый эустрессом. И тот и другой стресс влияет на состояние дендритов нейронов, атрофируя или, наоборот, увеличивая степень их разветвленности. Когда крысу ввергают в состояние страха, заставляя испытывать дистресс, дендриты ее гиппокампа, под влиянием выброса глюкокортикоидов, начинают сокращаться. И точно такое же количество глюкокортикоидов в крови крысы, испытывающей эустресс от самозабвенного бега в колесе, приводит к росту дендритов того же гиппокампа [119—120,122].

Более того, влияние гормона может зависеть от того, какая именно его составная часть активна в тот или иной момент времени. АКТГ – адренокортикотропный гормон, управляющий синтезом глюкокортикоидов, который осуществляется в коре надпочечников. Именно этот гормон активирует состояние стресса. Он является пептидом, то есть состоит из цепочки аминокислот, и каждый участок этой цепочки влияет на разные функции организма. «…было установлено, что стимуляция секреторной функции коры надпочечников (собственно адренокортикотропная функция) осуществляется фрагментом АКТГ 11—24. В то же время указанный фрагмент не имеет психотропной активности. Инсулинотропная функция АКТГ заключена в отрезке с 22-й по 39-ю аминокислоту; АКТГ 1—13 участвует в регуляции медленного сна (с преобладанием медленных волн на ЭЭГ), а АКТГ 18—39 стимулирует быстроволновой сон.

Для проявления поведенческих эффектов АКТГ достаточно фрагмента 4—10 или даже 4—9. Основной психотропный эффект АКТГ состоит в повышении внимания к значимым стимулам. Следствием этого является улучшение памяти.