Ирина Мист - Эстетический заговор. Заметки о перформансе

С близкими – страх разворачивается во всей первобытной красе.

Близких терять страшно. И больно. От их мнения зависишь. Они так редки – по-настоящему близкие люди. Как крупинки золота на истощённом прииске.

Сегодня было несколько тем для поста. Написала по паре-тройке абзацев на каждую. А ведь я лгала самой себе. Не особо волнует меня, как написать по-настоящему умный текст. И полезный. А волнует меня страх. Он – внутри.

Да, моей жизни ничто не угрожает. Но я знаю, что стоит на чаше весов в случае моих действий или бездействия.

Мне было страшно настолько, что я готова укрыться за любой темой, лишь бы не писать о страхе. Он прячется, прикрывается чужой личиной.

Пойти на поводу – всё получится слабым. Текст – плоский. Танец – лишённый жизни. Всё – по верхам.

Помню один перформанс. Я провела всего один мастер-класс по танцевальной импровизации – и девушки попросили помочь в подготовке выступления.

Темы предлагали разные. Хорошие. Правильные. Нужные. Но они не цепляли. Как красивая обёртка. Они были идеальны, но не честны.

Но между репликами то и дело проскальзывало слово «страх». И я схватилась за это слово – и предложила сделать перформанс о страхе. Страх сквозил в них тогда. Желание выступить – и страх.

Есть много методов работы со страхом. Но мне близок один. Я трижды встречала его за последние полгода.

Подойти к страху, а, может, сначала отыскать его где-то на перекрёстках миров. Заглянуть ему в глаза. Это требует мужества. Спросить – зачем он?

И не отбросить его, не забыть – пригласить с собой. Куда бы ни направлялся. Только предупредить, что в этом путешествии решение – остаётся за мной.

Я не сторонница быстрых изменений. Это хорошо на быстрой дистанции. Спринт – неделю пашешь – и пожинаешь результаты. Но в долгую – хороши медленные шажки.

Клоунесса – одна из моих субличностей. Она так и лезет на сцену. И баррикады. Провокации – это её. И пусть они касаются далеко не смешных тем.

И однажды я встала перед выбором – убить или дать ей место. Убить сложно. Можно придушить, закрыть в подвале – так выберется. Оговоркой по Фрейду – но выберется. В самый неподходящий момент. И ладно б клоунессой – злобным трикстером, которому что бомбу взорвать, что разрушить отношения – милая забава.

И поэтому я приняла решение – выгуливать. Официального решения не было. Но уж очень настойчиво моя клоунесса хотела писать. И сразу – публично. И тогда я пошла на маленькую ложь – создала Альтер-эго.

Сейчас модно говорить о честности. Но представьте ситуацию. Я, новорождённый блогер, осмеливаюсь писать на самую волнующую меня тему – эротику. У меня в подписчиках – значимые люди. Хотя бы те – кого видела глаза в глаза. И тогда я просто разделила – здесь я пишу порно, а здесь – привычную милоту. И написала первый свой порно-рассказ на сайте эротической прозы.

И сразу стала звездой – восемьдесят комментариев! И у старожилов такое редкость. Сразу обросла врагами и группой поддержки. Врагов обожаю. Умные критикуют за деньги, враги – бесплатно.

Признаюсь, те несколько опубликованных рассказов – позорище. Но это придало уверенности – я перестала писать эротику и гнаться за сомнительной популярностью.

Позже нашла площадку, где писала ерунду. Пришла в голову глупость – я её в пост, и читаю комментарии. Комментариев было полно.

Кстати – полную глупость активно комментируют. Пост о том, как убила варочную панель и прошу совета, купить ли мне мультиварку – набрал двести комментариев. И это – несмотря на то, что форум не мамский и даже не женский.

Потом было уже без разницы, что писать и где. Даже фотографии были везде одни и те же – при желании, найти меня не составляло труда. Но у меня всё равно было две площадки. Соцсети – более требовательные к текстам, и та – для фривольной писанины.

Так было, пока я не удалила анкету на том сайте. Месяца три боялась писать вообще – меня же читают значимые люди. А я – клоунессу выгуливаю. Страх, что не примут, звонил во все колокольца.

На чаше весов – многое. Проще писать перед незнакомыми. В крайнем случае – расстанусь. Но не увижу укор в глазах близких. Не услышу, как они разочарованы во мне. И мне не нужно с кровью отдирать свои привязанности. И восстанавливаться.

Всегда есть риск и страх, что не примут. Но если набраться смелости и войти туда – даст море энергии.

Искусство маленьких шагов день никто не отменял. Постепенно, без резкости. Начинать с тех мест, где безопасно. Обрастать поддержкой. Не важно, чего это касается, клоунессы или просто чего-то нового.

Почему у многих картинка идеального утра словно списана под копирку с сотни таких же?

С утра солнце лупит в окно. Вся семья будним утром собирается за столом. Все улыбаются, пышут здоровьем, уплетают завтрак. И никуда не спешат.

Мечтать классно. Так что ж так плоско?

Теперь вопрос – в реальной жизни такое встречается? Все просыпаются сами, никого не надо будить и подгонять? Обязательные улыбки. Напоминает чем-то картины Рубенса с томно-улыбающимися купидончиками.

Нет, я не призываю будить близких ведром воды со льдом и матерными словами.

Но между приторно-сладкой идиллией и угарным трэшем – куча полутонов.

Почему я не верю в иллюзии? И в чёрно-белый мир, разделённый надвое: позитив и негатив.

Неужели никто не выходит в обычный живой мир? Не бродит по улицам, не обращает внимания на лица других? Разные. Не только с приклеенной улыбкой.

А где другие эмоции – от тихой радости, потаённой грусти, меланхолической печали до восторга и замирания сердца в предвкушении?

Откуда такое – не давать себе погрустить?

Когда я разрешила выплакать себе самые тяжёлые воспоминания – я вернула радость.

У меня была дурная привычка – всегда влюблялась однобоко, без взаимности. Влипала с душой, нутром, кожей, костями. Меняла увлечения – смотрела чужие фильмы, читала чужие книги, любила другую музыку. Без грана взаимности – а это больно. Но я, как стойкий оловянный солдатик, безропотно сносила эту боль, ни словом не обмолвившись.

Однажды я позволила себе рухнуть во всю эту боль. И написала треть книги. Лучшая подруга читала наброски, звонила и говорила, что заканчивать жизнь самоубийством – удел слабаков. А я отрицала. Я писала, а не собиралась кончать так позорно.

Я оплакивала не только эту связь. Я оплакивала все зависимости, что были до неё. И будут позже

Не оттолкнуть боль – погрузиться, прожить – не удел слабых людей. Когда-то существовали плакальщицы. Это архетип – выплакать боль. Всю. И она уходит слезами, сбившимся дыханием, потерями всех смыслов. Утекает. И в момент тишины рождается новое.