Макс Рашковский - Израиль в душе русскоязычного еврея

Через много лет, когда еврейская община Одессы в подавляющем большинстве своём уже покинула город и разъехалась по всему миру, я по каким-то своим делам зашёл в старый одесский двор. Во дворе резвилась стайка детей, и среди них выделялся высокий паренёк лет тринадцати с удлинённой физиономией. Он поднял на меня свои нахальные глаза, и сердце моё сжалось: так он был похож на Таляна из моего детства. Мне показалось, что вот сейчас он запрыгает на одной ноге, а в ушах уже звенело:

Говорят, Израиль – плавильный котёл, выплавляющий национальное самосознание. Если это так, то работу этого котла я познал на себе. Мне было тринадцать лет от роду, когда произошло чудо, и миру явился новый Израиль, восставший из пепла, как птица феникс. Мой папа, к примеру, встретил возникновение Израиля с большим энтузиазмом, однако многие люди тогда выражали сомнение, задавая чисто еврейские вопросы: «И кому это нужно? И могут ли евреи, выходцы из разных народов, ужиться в одном государстве?» По мере того, как Израиль одерживал победы одну за другой, во мне пробуждалась гордость за мой народ, однако, вопросы, услышанные в детстве, разжигали любопытство и, в конце концов, подтолкнули посетить Израиль в качестве гостя.

Под впечатлением увиденного я репатриировался, шесть лет проварился в плавильном котле израильского общества, и лишь пережив Вторую ливанскую войну, смог ответить на вопросы, услышанные в детстве.

Всё, что я увидел, погостив в Израиле, поразило меня в самое сердце. Маленькая, уютная страна прилегала к берегам трёх морей: бурного тёплого Средиземного, спокойного прохладного Красного и целебного Мёртвого. Эта страна восхищала экзотической зеленью пальм, манила тенью диковинных деревьев, утопала в диковинных цветах, рукотворных банановых зарослях, апельсиновых рощах и мандариновых садах. Страна, в которой было всё – плодородные долины, горы, реки, пустыня Негев, удивительное Мёртвое море, в водах которого, благодаря целебным солям и минералам, можно было сидеть, стоять, лежать, не совершая никаких движений, а также Эйлат с великолепным подводным миром и его фешенебельными отелями на берегу Красного моря. В этой стране Иерусалим молился, Тель-Авив развлекался восхитительной ночной жизнью, а Хайфа работала. «Стена Плача», христианские святыни, мечеть «Аль-Акса», стены Старого Города с древними воротами – все эти свидетели седой старины гармонично сочетались с современными строениями, облицованными благородным иерусалимским камнем. Улицы и присутственные места заполняли темпераментные, общительные, доброжелательные люди в кроссовках, майках, в чёрных костюмах религиозных евреев, в шортах, джинсах и футболках, в солдатских мундирах, в строгих европейских костюмах и даже во фраках. Страдая от частых войн, эти люди, тем не менее, сохранили любовь к жизни и доброжелательность.

Удивительное впечатление оставляли маленькие симпатичные городки, коих в Израиле великое множество. В одном из таких городов я наблюдал ежегодный фестиваль, где молодёжь буйствовала в танцах еврейских, клезмерских и хасидских, исполняла танцы народов мира, танцы детские, бальные и даже трогательные танцы медсестёр с инвалидами в колясках. Всё это ласкало глаза и уши, наполняло душу жизнеутверждающей энергией. Паузы между танцами заполняли выступления лучших певцов чудесных израильских песен. Как восточные сладости в восточных ритмах, – в них были замешаны мелодии испанские, итальянские, греческие, йеменские, марокканские, румынские и даже советские. Песни эти вовсе не напоминали грустные мелодии Стемпеню и Йоселе Соловья, персонажей Шолом-Алейхема, это были песни и танцы свободного народа.

Очарованный, я репатриировался, и, как говорят в Израиле, погрузился в «абсорбцию». Абсорбция – физический термин, означающий поглощение. Не знаю, как нас «поглощали», но с первых же шагов я ощутил на себе социальные проблемы. Изо всех сил старался трудоустроиться по своей специальности, но все усилия оказались тщетными. И я, кандидат технических наук, инженер с богатым творческим и научным опытом в области оборонной промышленности, вынужден был жить на пособие по старости, довольствуясь дополнительным заработком по уходу за престарелыми больными людьми. В этом я был не одинок. Десятки тысяч бывших педагогов, музыкантов, артистов, инженеров, врачей трудились уборщиками улиц, мусорщиками, охранниками, уборщиками помещений, санитарами по уходу за больными и престарелыми. Однако, молодые представители русскоязычной общины шаг за шагом добивались значительных успехов, проникали во все поры общества, занимали престижные посты, выдвинули из своей среды ряд влиятельных русскоязычных политиков. И, вместе с тем, они не забывали русскую культуру, издавали около полусотни русскоязычных газет и журналов, имели свой русскоязычный телевизионный канал.

Очень многие люди в Израиле, особенно старожилы, относились к успехам «русских» с неприятием, порождая серьёзные этнические противоречия. В связи с этим вспоминаю об «антирусских» высказываниях поэтессы Далии Равикович, возмутивших общество до такой степени, что парламентская комиссия по алие и абсорбции посвятила специальное заседание данному феномену. Из репортажа Евгении Кравчик с заседания этой комиссии следует, что Равикович потребовала не предоставлять репатриантам избирательного права до тех пор, пока новоприбывшие не сдадут экзамен по ивриту и истории Израиля. Высказывания Далии Равикович были восприняты как акт патернализма: мол, мы – представители старого ишува – хозяева Израиля, и мы должны научить репатриантов уму-разуму. Равикович разъяснила, что она недовольна психологическим портретом выходцев из России, воспитанных Советским Союзом в духе поклонения культу силы, недовольна стереотипом, предопределяющим преимущественно правые и крайне правые взгляды «русских». Все эти высказывания маститой поэтессы довольно точно отражают настроение старожилов в Израиле и дают яркое представление о характере этнических противоречий между представителями русскоязычной общины с одной стороны и сабрами с другой.

Этнические противоречия между «русскими» и «марокканцами» принимали порой ещё более острые формы. Вспоминаю один вопиющий случай, когда произошло убийство, но следователи так и не обнаружили виновного. Русскоязычный израильский солдат Ян Шапшович с братом сидели в кафе и разговаривали по-русски. Рядом сидела компания выходцев из Марокко, которым это не понравилось. Вспыхнула драка, во время которой Ян был убит ножом в сердце, но при этом не оказалось свидетелей, видевших убийцу. Конечно, это случай исключительный, но, тем не менее, ругательство «вонючий марокканец» в ответ на обращение «грязный русский» – можно услышать довольно часто.