Нина Никитина - Символ смерти. Тайный мир Нарцисса и его Жертвы

Хотелось бы мне думать так же, но что-то мешало. До этого момента было много планов, почти все они реализовались, тут бы начать радоваться и пожинать плоды, или строить новые, но, вместо этого, пришло состояние пустоты и дисгармонии. Я – потеряшка, большой путь закончился, впереди образовалось множество маленьких тропочек, теряющихся в зарослях темного леса. В руках фонарик, который постоянно гаснет, словно батарейкам пришел конец. Идти надо, но очень страшно. Меня накрыло, началась сумерки, еще не темно, но уже не светло. И вопрос в том, сколько времени мне придется провести в этом странном состоянии и куда оно меня приведет, в конечном итоге.

Оглядываюсь назад: был успешный бизнес, как-то очень тихо сползший на нет, кое-что оставив на жизнь. Есть семья, в которой были проблемы, наравне с перспективами их разрешить. У меня не было ощущения, что я выброшена за борт жизни, очевидных причин для глубоких страданий не видела: все еще хорошо выгляжу, любима мужем, сыном, друзьями. Даже появилось чувство, что какие-то неведомые силы дали передышку, время для размышлений, после длинного периода жизни, который я прожила, словно летящий вперед локомотив. При том, что все не плохо, у меня тянуло под ложечкой, в глубине души начинала тихо копошиться ноющая тоска и я никак не могла понять, с чем она связана. Возможно, это было предчувствие. Интуиция, как система сигнализации, подавала знаки, в надежде, что я их услышу. Но в ушах был «белый шум», на экране рассыпанные пиксели и все никак не получалось сфокусироваться, картинка, готовая сложиться, снова и снова разбегалась маленькими фрагментами.

Все, чем были наполнены 30 последних лет моей жизни, это бег по вертикали с прыжками в ширину. Работала по 25 часов в сутки без выходных и праздников и думала о том, что и этого мало. Если не приползала домой, падая на подушку обессилев, то была уверена, что день прошел впустую. Мой бизнес мужской, конкурировать приходилось жестко, надо было каждый день доказывать, что я умнее, сильнее, профессиональнее и имею право в нем быть. Работа была всем, чем заполнялась моя жизнь. Жить чем-то другим у меня не было времени и сил. Воронка втянула и выбраться было невозможно, я была машиной, не позволяющий себе давать сбой. Удовольствия, разумеется, особого не испытывала, даже перспектива тратить заработанные деньги не приносила радости. Всегда завидовала тем, кто работает, зарабатывает и при этом получает наслаждение от процесса. Расслабиться себе не позволяла ни на минуту. Все время была в тонусе, как сжатая пружина, готовая в любую минуту распрямиться. Даже отправляясь отпуск, продолжала находиться в рабочем процессе. Мало этого, без меня, словно по мановению волшебной палочки, начиналось обрушение. Отлаженные механизмы давали сбой, проблемы на ровном месте начинали выскакивать, как черти из табакерки. Вместо отдыха – невроз и бесконечные разговоры по телефону. В которых я, порой так бурно выражала свои эмоции, что муж с сыном разлетались в разные стороны, делая вид, что они не со мной. У всех моих коллег было ощущение, что я – опора несущей конструкции.

Но сложная работа и ее торможение – это еще не все, что меня тревожило. Была еще одна проблема, которая сопровождала меня всю жизнь, перешедшая в стадию обострения – это была моя мать. Конфликт отцов и детей не новость в этом мире. Но наши отношения были за гранью простой конфронтации. Мы жили в параллельных мирах и у них не было ни одного шанса найти точки пересечения. Видимость нормального контакта сохранялась, но более 30 минут рядом с ней мне было не вынести. Как я сама для себе шутливо определила, что «31 минута грозит желанием тихо повеситься». Так себе шуточка, но отлично иллюстрирующая ситуацию.

Мы разговаривали на разных языках, не слышали друг друга и не испытывали никакой радости от общения, которое всегда происходило в одном и том же формате: ее претензии, требования, обвинения меня во всех смертных грехах и мое раздражение, отказ подчиняться, делать то, что она требует. Обычно я уходила от нее, даже не дослушав очередной монолог, громко хлопнув дверью. Дистанция – это единственное, что спасало. «Каникулы» до следующей встречи были благостью. Даже на телефонные звонки от маменьки я отвечала не сразу, не брала трубку, когда она звонила. Некоторое время собиралась с духом, готовилась, как к прыжку в бездну, и только потом перезванивала ей сама, максимально сокращая время разговора. Мне казалось, что так я хоть и слабо, но удерживаю контроль над ситуацией.

Маменька имела уже почтенный возраст, миллион различных диагнозов в медицинской карте, размером с томик Пушкина, была невыносимо желчной, злобной, агрессивной, ненавидевшей и обвиняющей всех. Разговор со мной всегда начинался с ее страданий: «У меня было пять „карет скорой помощи“ за день, но тебе-то это зачем знать, тебе-то это не интересно!». Ей очень хотелось, чтобы я чувствовала себя виноватой постоянно и неслась, с подношением, удовлетворяя все ее прихоти. Но чем больше она давила, тем меньше получала, все во мне сопротивлялось. «Ты плохая дочь» вслух не произносилось. Но мне давали это понять регулярно, вне зависимости делала я что-то недостойное, в ее понимании, или нет. Смысл стараться заслужить ее одобрение был давно уже утрачен. Мне было бы достаточно в качестве благодарности, за то, что оплачиваю все ее счета, чтобы она просто прекратила выносить мозг по поводу и без. А еще, мой благодарности не было бы предела, если бы она вдруг забыла о моем существовании. Ну, так, случайно.

Маменька жила одна, я заставляя себя чуть ли не насильно, хоть раз в неделю ее навещать. Я понимала, что все как-то очень неправильно, не такие отношения должны быть у самых близких людей, ковыряла себя с чувством вины, ей таки удавалось во мне его разжечь, злилась на себя, но ничего поделать не могла и, при малейшей возможности, отлынивала от визитов, находила массу уважительных причин, чтобы к ней не ехать.

Запрограммированная нашими социальными ролями близость и душевность не наступила, как я себя не уговаривала. В последние годы я даже избегала говорить ей «мама», словно язык прилипал к небу. Сейчас понимаю, собиралась критическая масса. Во что-то это все должно было вылиться.

Мне сильно повезло, рядом с маменькой жила соседка, по непонятной причине хорошо к ней относившаяся. Она ходила в магазин за продуктами, развлекала ее своими визитами, рассказами о сложной жизни, позволяя моей матери давать ей советы, воспитывать себя, осуждать и критиковать. Для меня это был подарок, за который я всеми силами благодарила судьбу, так как моя маменька переносила на нее свою «материнскую заботу и опеку». Что держало эту странную женщину рядом с моей матерью, почему ей так хотелось слышать от нее обидные слова, одному Богу известно. Если учесть, что дома ее ждало ровно такое же чудовище, ее собственная мать. Ради которой эта, еще молодая женщина, положила свою жизнь на алтарь, став сиделкой, компаньонкой, служанкой отказавшись от карьеры, личной жизни, возможности стать матерью. В этом моменте я всегда говорю, что Вселенная меня любит, раз решила мою проблему в общении с матерью таким вот странным способом, произведя подмену.

Читать дальше