Нина Никитина - Символ смерти. Тайный мир Нарцисса и его Жертвы

Кризис Среднего Возраста можно сравнить с переходом через горный массив, одиночное плавание, погружение в океанскую впадину… А еще, это путь нахождения себя, своего Я, индивидуальности, достраивания части себя до целого, росту и прорыву. Этот же путь может привести к разрушению, потере жизненных сил, глубокой депрессии, тотальному одиночеству, уничтожению себя. Для всех по-разному.

Как пройти этот путь, зависит только от нас. Все, что нам требуется на этом пути, находится в нас. Чем более развит человек, тем больше у него шансов собрать себя из руин, если рассыпаться придется. Поэтому учиться, обогащаться информацией, расти, двигаться по жизни, стремиться и достигать, совершенствоваться, анализировать себя и свои поступки, формировать здоровое тело, убрать из жизни «автопилот» – почти гарантия, что все случится с минимальным ущербом и минимальным количеством боли и страданий.

Мы приходим в этот мир одинокими, уходим так же, любая трансформация – это тоже наш личный одиночный выбор. Мы можем рассчитывать на помощь и понимание близких, но требовать этого от них нельзя. Мало этого, нам надо быть готовыми, что они не смогут принять все перемены, за которыми мы готовы следовать. И наше обновление для них может стать потерей, угрозой их стабильности. Возможно, им потребуется больше времени для принятия и адаптации, чем мы думаем, но есть шанс, что они могут совсем нас не принять. Будут ли найдены компромиссы и возможны ли они? Жизнь покажет.

Первое, чего я лишилась на новом поле исследования себя – «уникальности». Мне пришлось принять, что моя история жизни, полная трагических переживаний, не единственная в мире. Как ни странно, но это был первый шаг к исцелению. Затем мне пришлось осознать, что прошлое – это то, что не возможно изменить ни при каких условиях. И хочу я этого или нет, но если оно счастливым не было, то уже никогда не станет.

Было и еще одно озарение. Про него придется рассказать отдельно. Маменька продолжала «чудить», получала от нее в основном сиделка, так как она, оказалась очень чувствительной, полной доброты, сострадания. То есть та самая, настоящая, о которой только мечтать можно. Произошла следующая история: до возвращения моей матери из больницы, я провела небольшую ревизию в ее квартире. Выкинула из нее хлам и мусор, скопившийся за последние годы. Надо сказать два слова: в этой квартире я жила более 20 лет, она была небольшой, но очень милой. Мало мебели и много света. Серо-бежевые тона, чтобы пространство стало более свободным. Перед тем, как вернуть квартиру матери, когда она, после последнего развода, нуждалась в жилье, я решила сделать свежий ремонт. Зная свою мать, я заранее спросила, что она хочет.

– Мне все равно, – ответила она равнодушно, пожав плечами.

Надо ли говорить, чем для меня это обернулось? У меня «ужасный» вкус и ей придется все переделать. Переделала. Синий, бордовый, черный, вишневый …стены облепили лубочные картинки непонятного происхождения, где-то Индия, где-то Китай, а где-то Египет. Комнаты стали похожи на коробки из-под обуви. Жить в этом нормальному человеку невозможно, дышать нечем. Пришлось все немного расчистить. Снять тяжелые и темные шторы, выкинуть пугающие картинки и старый хлам.

Если бы на тот момент знаний было больше, начни я вникать, я бы поняла, что маменькина психика уже запустила необратимые процессы разрушения, все кругом такое запутанное, темное, не сочетаемое, как и ее сознание. Но мое подсознание включило защитный механизм: я проигнорировала все происходящее. Не вижу-значит этого нет. Это называется «избегание». Я бежала от того, что видела и чувствовала. Плохо или хорошо? Не знаю, по-другому реагировать на тот момент не могла. Наша психика всегда выбирает оптимальный и самый простой способ защиты.

По прибытию домой, маменька потери своего «богатства» обнаружила. Закатила истерику сиделке. Сообщив, что я ее ограбила, вывезла «антиквариат», доставшейся ей по наследству от всех мужей. Та, бедная, ничего не понимая, рассказала обо всем мне. Мой мозг осознавал, что все, «приплыли». Будет становится только хуже, но психика продолжала сопротивлялась этому принятию, кормя надеждой: «а вдруг показалось, все пройдет, не обращай внимание», мне на адаптацию к новой реальности требовалось больше времени.

Потом маменькин мозг, освободившийся от любых ограничений, вызванных дегенеративными процессами, стал выдавать то, что она думала, без фильтрации. И вот тут началось самое интересное. Она, в порывах откровенности, рассказала, что всю жизнь пила, гуляла, жила в свое удовольствие, меняла мужчин, как перчатки. Меня она ненавидит и иногда очень сожалеет, что я не сдохла (ее определение), пока была маленькая.

– Господи, что ты несешь, – пугалась сиделка, – ведь твоя дочь содержит тебя, лечит, оплачивает мою работу.

– А мне плевать, она мне должна, будет делать, что я скажу, никуда не денется, а скажешь ей хоть слово – выгоню тебя. Вот вылечу бедро, начну ходить, мы ей не скажем. Ты будешь жить у меня, ухаживать за мной. А когда она будет приезжать, я буду ложиться на кровать, стонать, жаловаться. Она мне должна! – рассказала о своих планах злобная старуха.

Внутри меня все разорвалось на части. Понятно, что проблемы с изменением мозговой активности вызваны болезнью, нейронные связи разрушаются, меняют людей до неузнаваемости, но тут как раз тот случай, когда человек стал УЗНАВАЕМ, понятен. Сложился пазл, который всю жизнь расползался в разные стороны, его части никак не подходили друг другу по формату.

Мне пришлось признать факт: безусловной родительской любви не бывает. Наши родители, как все люди, кого-то любят, кого-то нет и то, что мы получим от них это чувство по факту своего рождения – одна большая иллюзия. И с ней придется расстаться. Но одно дело осознать этот факт, а совсем другое-принять. Начался процесс горевания, я похоронила мысль, что мать меня, как-то странно, по-своему, но любит. Не любит, если не сказать сильнее.

Из моей жизни начали исчезать одна опора за другой, реальность, существование которой я не хотела признавать, медленно, но верно, начала вторжение в мою жизнь. Все, что я думала о себе, других, что чувствовала, не было правдой, словно я смотрелась в кривое зеркало. Что может быть трагичнее разбитых иллюзий? Теперь с этим знанием надо научиться жить.

Что делать? Куда идти? Как говорил старик Фрейд, не знаешь где «выход», ищи «вход». Чтобы разгрести руины, придется пойти туда, с чего началась моя жизнь. Найти свою первичную травму, пережить ее снова, зажатая там энергия, должна высвободиться и вернуться ко мне. Только так можно избавиться от того груза, который накрыл. Тогда я еще не знала, что это только начало. И эта история всего лишь прелюдия.