Элена Греко - «Шел Господь пытать…»

Еще про телесное взаимо-действие (секс называется, в переводе с английского – «пол», «интим») – но шепотом, на ушко, совсем вслух не буду: стесняюсь. Шифроваться приходится, кокетничать…

Не только люблю тебя.

Я еще и влюблена в тебя: то понарошку, то всамделишно, то по уши, то легко… Желаю, жажду, наполняюсь… Хожу мягко, как по маслу – а все потому, что в основании приспособлений для хождения у меня секретно .

Ты – мой секрет.

Для тебя – мой секрет. Тебе его!

И с ним все мягко, как по маслу.

Происходит все так: сначала – просто пульс. Потом – ритм. Остинатный, затем изменчивый, сложный, синкопированный. Возвращение к остинатному. Потом вдруг бац – ломка ритма! И, наконец, ломаный ритм. Да еще и со сменой метра. И ты сам не замечаешь, как становишься музыкой. Интересной, настоящей…

Ты владеешь ломаным ритмом.

Спасибо тебе, друг!

Так я завуалировала-задрапировала наше с тобой ночное шоу, что теперь спокойна за него.

Как же мне повезло с тобой! Что бы ты ни менял – цвет глаз, имя, рост, – ты – думающий, вот что! Сомневающийся, анализирующий, чувствительный – и посему ответственный за свою жизнь.

Да и за мою в придачу.

Мою в придачу дам.

В довесок.

А в остальном – меняйся на здоровье. Ненавижу преснятину! Культпросвет форевер мне подавай, анимацию, развлечения и праздник каждый день.

Вот это и есть ты.

То вдруг бороду отрастишь, то член, то живот – как мне нравилось твое большое твердое пузо, сейчас даже удивительно об этом вспоминать! Очень интересно, что мои предпочтения сменились именно в те годы, когда ты решил от него избавиться.

То ты «не танцуешь», капризничаешь – дескать, Мэтру Ритма, Тона и Метра не пристало в танцпол спускаться, – то водишь меня на пляски-тряски под тамтамы, всякие тарбуки и джамбе, под плоский связочный крик эбонитовых аборигенок какого-нибудь острова (у них обычно ребра выпирают, а груди обесценено болтаются у всех на виду, это совсем не сексуально, как думаешь?).

Приемы владения у тебя тоже разные. Но мне все подходят. И от проникновения твоего правого языка в мое левое ухо, и от простого дуновения в глаз, и от твоего запредельно мягкого тембра мое тело бьется в конвульсиях одинаковой амплитуды.

Только трудно было сыну имя выбрать. Как-то не хотелось мне повторяться, называть сына твоим именем.

А других я не знаю…

Не понимаю, как некоторые женщины с разными мужчинами встречаются.

Это был день под грифом «Портал в Будущее». В такое наступившее, сбывшееся будущее -такой великолепный, паузный и трансформирующий портал.

Шестое июня.

Дата как дата – просто помню зачем-то…

Коллекция гениев в моей жизни пополнилась! Зачем мне нужны гении, я потом пойму, через год-полтора. А тогда…

Написала живому философу, юному в свои много лет, абсолютному, неподражаемому, волшебному. Написала наутро, после ночи волнения, предвкушения, стыда и страха, смелая и… жадная. Завоевательница!

– Вчера ко мне приезжал человек, который «на ты» с самим тобой . Он как будто принес тебя в мое пространство – как звездную пыль, или фантом, или саму Идею и вообще… витальность твою сумасшедшую. И я вспомнила, как после первой нашей полуночной переписки стих написала.

Ошарашенное «и где стих?» повлекло меня дальше.

Захотелось – ах ты, бл… дь! —

Привлекать и обаять,

Понавыучить цитат,

Выскрипеть пером трактат,

Сделать яркий маникюр,

Разучить скорей ноктюрн —

Сто пассажей, восемь рук —

Отжимаясь, как физрук,

Лет на десять похудеть,

Платье девичье надеть,

Стать красивой. И тогда,

И тогда,

И тогда…

И тогда, возможно, я

Попрошусь к тебе в друзья.

Я сумею. Я смогу.

Репетировать бегу.

Это проще, чем ходить

Как я есть.

Глупой быть.

Лабиринтов не копать

И любить свои плюс пять.

От шальных бежать надежд,

Накупить больших одежд…

Да, надежд шальных – бежать!

Сладко спать и вдоволь жрать,

Полюбить свои плюс пять,

Восемь, десять…

Крепко спать,

Бряцать «Замыкая круг» —

До мажор, почти без рук —

И писать стихи вот так,

Абы как.

Как пятак.

Не сумею.

Не смогу.

В мегакруть скорей сбегу.

Супер-мега-гипер-круть —

Суть.

Ведь помрешь, возможно, ты

Без великой красоты.

Утром гляну в интернет —

А твоей страницы

нет.

Минут десять спустя пришел ответ, и стало ослепительно ясно, что… завязалось! Поймала трофей с первого же сообщения. «Жизнь прожита не зря!» – закружило очередное ощущение свалившегося на меня дара.

– Потрясающий стих. И другие тоже. Я посмотрел немного. Неожиданно, если честно. Пронзительно. Много. Многослойно. Думаю о том, насколько же мы друг друга не видим, даже если видим в глаза. И вот это доверие твоего решительного «ты»… Как-то немыслимо дорого. Я же про тебя на самом деле ровным счетом ничего не знаю – и тут вдруг этот ливневый поток стихов. Настоящих. И я в этом ливневом пространстве, оказывается, тоже избранно-помечен. Варежку открыл и глазами хлопаю. И мурашки по телу бегают: туда-сюда, туда-сюда. Тоже захотелось наманикюриться и тебя обнять. Заражает. Хочешь, встретимся и обнимемся?

Завязалось и отправилось, как-то получается иной раз взять – и соединиться налету. Это такое чудо… Не забыть бы! Поэтому и записываю. Люблю бюрократию: добыв нечто, фиксирую, размещаю. Чудеса понемногу укладываются, учатся держаться сами, сохранять вкус и без инвентаризации. Хотя, как говорит мой ох… тельный поэт, сильные чувства – самые дрова для поэзии. А поэзия – та же инвентаризация. Никуда от нее.

– Обняться… это здорово.

– …И просто постоять, подышать. Прислушаться. Главное – прислушаться.

Я бы сказала – принюхаться. Он так интересно водит носом и вытягивает шею, как гончий пес…

– Только ты высокий для «постоять» со мной.

– Могу на колени встать.

– Меня на пенек поставить…

Смайлам в художественные тексты втискиваться не положено, в сообщениях же все ими рябило: радость с его стороны – чистоганом, смущенные скобочки с моей – передышками, попытками сгладить острое.

– Приезжай ко мне в парк! Здесь много пеньков. Я свободен что сегодня, что завтра. Я рад тебе. Есть возможность – приезжай. Сегодня день хороший для пеньков. А завтра можно будет и подольше…

«Я свободен» в тот раз не показалось чудом, хотя чем это еще могло быть? Я не понимала, что он буквально живет в самолете, курсируя между разными российскими, американскими, европейскими городами и весями, нигде подолгу не останавливаясь, нанося визиты по приглашению.