Александр Aфанасьев - Признание… Сказка в стиле сентиментальный цинизм

Я на правах близкого человека хочу быть первым ее биографом, независимо от того, увидят ли свет эти записки в ближайшее время, или они будут обнаружены через много лет каким-нибудь архивариусом. В том, что они сохранятся для истории, как и их героиня, у меня сомнений нет. Рукописи, как известно, не горят. Кроме того, прямо исходя из первого условия, я хочу, чтобы мои записки имели право на жизнь и первенство, потому что именно они являются наиболее правдивым изложением короткой, но насыщенной биографии моей героини. При этом ничего особенного или сверхъестественного с ней будто бы не происходит. Она просто живет, совершает поступки, иногда неправильные, но при этом упорно и неуклонно движется к намеченной цели. Но как раз именно здесь и понадобится более поздний и более глубокий анализ чуда и феномена. Большое видится на расстоянии. Это и есть вторая причина. Все, что будет написано о ней потом, а написано будет обязательно, будет уже прилизано, причесано и завернуто в красивую упаковку. Я же просто воспроизвожу то, чему был свидетелем или что получил из первых рук.

И еще одно замечание: мне кажется, временами этот текст по своему характеру весьма будет приближаться к порнографическому чтиву (просто без некоторых сцен и описаний не обойтись). Поэтому, чтобы минимизировать такое сходство, я, пожалуй, буду иногда заменять специфические слова на более нейтральные и не относящиеся к сфере интимных отношений. Например, вместо слова «член» можно использовать слово «кукла» – помните, как в последнем фильме про Бриджит Джонс? А вместо слова «оргазм» английское explosion. А иногда я буду заменять и одиозное слово «секс». С ним как раз проще всего: наша героиня обычно описывала секс придуманным ею синонимом, очень точно характеризующим то, что она сама могла сотворить в этой области человеческих отношений, слово это – «волшебство». Поэтому мы просто будем следовать первоисточнику.

Пожалуй, еще одно полушутливое замечание. Коль уж я за собственный счет занимаюсь социологическими исследованиями, то могу претендовать на объективную оценку моего труда (возможно, посмертно) с точки зрения социологии как науки. Поэтому в дополнение к основному названию этого текста я добавляю еще одно более пространное:

Любительская проституция как типичное социальное явление в России первой четверти XXI века и как средство достижения высшей ступени пирамиды человеческих потребностей – самореализации(частный случай)

Диссертация на соискание научной степени кандидата социологических наук

Научная специальность 22.00.08

Ну, как-то так.

***

Прошу прощения, что вклиниваюсь в чужое сочинение, но, как мне кажется, это сделает все дальнейшее повествование более понятным. Это мое первое вкрапление в текст Алекса, но далеко не последнее. Поэтому, чтобы не утомлять вас долгими экивоками, я скажу так, как говорили во времена моей молодости: «Хочу вставить свои 15 копеек». Или далее просто:

15 копеек от Евгения

Так вот по поводу диссертации Алекса я хочу сказать, что у какого-нибудь дотошного читателя может возникнуть возражение такого рода. Дескать на обложке стоят имена двух авторов, а диссертация – это в любом случае монография и может принадлежать только одному автору. Совершенно с вами согласен и хочу вас заверить, что ни в коем случае не претендую на научные изыскания Алекса в области интимного бизнеса в целом и любительской проституции в частности. Тем более что в этом произведении есть другая важная тема, достойная исследования на звание кандидата или даже доктора наук и в которой я смогу себя проявить. Мы слегка затронем эту тему в следующей главе и будем развивать по ходу повествования. А ближе к концу повествования сформулируем полное название этого исследования. Кстати, также далее последует и предложение Алекса мне о совместном творчестве. Я прошу прощения за эту хронологическую непоследовательность, но ничего не могу с этим поделать, издержки сокращенной версии.

Извините, продолжим.

Итак, мы приступаем и начнем, пожалуй, с чисто теоретических рассуждений, насколько вообще возможны вертикальные перемещения в социальной среде, и если возможны, то кому они доступны.

Давным-давно, в начале семидесятых прошлого века, когда я еще учился в средней школе, я увлекался книгами о политике, готовя себя к международной экономической деятельности. Я, как и многие, обожал книги международного обозревателя Валентина Зорина. Его книги были как окно в чужой мир, в которое мы, простые советские люди, могли подсматривать за жизнью по ту сторону железного занавеса. Конечно, информация, преподносимая в этих книгах, была сотни раз проверена и перепроверена на политкорректность, но на фоне соцреализма и лозунгов типа «Пятилетку в четыре года!» его книги были откровением. В одной из них – кажется, «Мистеры миллиарды» – мне попалась классификация американского общества. Конечно, это была не зоринская классификация, а, скорее всего, позаимствованная им у какого-нибудь американского публициста, или, простите мое невежество, может, это вообще классика, всем известная. Так или иначе для советского школьника, который твердо знал, что только два класса имеют право на жизнь – рабочие и крестьяне, ну еще допускается незначительная прослойка интеллигенции, – существование других классов и другой градации общества стало настоящим откровением. По Зорину выходило, что в США общество делится на три класса: низший, средний и высший. Каждый из классов, в свою очередь, делится на подклассы с теми же названиями, то есть, например: низший-низший, низший-средний и низший-высший, и то же самое со средним и высшим классами. С низшим и средним классами все было ясно, по крайней мере я со своим школьным образованием сразу определил, что моя семья, скорее всего, относится к среднему-среднему подклассу. Соответственно, как мне тогда казалось, в Советском Союзе высшего класса вообще не было, хотя немного позже, еще живя в СССР, я понял, что высший класс все-таки был и у нас. Иначе куда же в таком случае отнести всю политическую, экономическую и артистическую (творческую) элиту общества, с одной стороны, и цеховиков и воров в законе – с другой? Они и были нашим очень разношерстным высшим классом.

Когда я учился на первом курсе института, мой сокурсник, киевский еврей Яша Броцман, пригласил после зимней сессии моего друга Сашу Панина погостить у него в Киеве. Дело в том, что Сашина мама, преподаватель математики в нашем же институте, в свое время оказала протекцию Яше при поступлении в вуз и потом курировала его практически весь период обучения, а оберегать Яшу очень даже было нужно. Дело в том, что Яшка, несмотря на свое еврейское происхождение, разгильдяем был страшным и постоянно пребывал на грани отчисления.

Читать дальше